Публицистика
27 МАЯ 2013 | 11:20
Вовамобиль

Вовка появился на свет с врожденным нравственным уродством. По неизвестным науке причинам у него не вырос орган, отвечающий в организме за уныние.

27 МАЯ 2013 | 11:20
Борис Голкин

И из-за этого все у него в жизни пошло как-то не по-людски. Например, он охотно мог что-то делать, но не знал, что этот процесс называется работой, суть которой – в получении денег. Или, скажем, совершенно не понимал семейных ценностей. Когда от него ушла жена (что неизбежно происходит с нравственными уродами), Вовка на следующий день просто нашел себе новую. Первая жена, конечно, тут же сообразила, чем это ей светит, и вернулась, выгнав соперницу. Вовка, в общем, был не против любого сценария.

К счастью, природа не обделила Вовку геном русского таланта. Но проявился он опять-таки как-то странно. Когда Вовке, как и любому почти нормальному мужику, захотелось стать владельцем автомобиля, он не стал вдаваться в подробности великой истории мирового автомобилестроения, а просто сделал машину сам. Получился трактор. Да и потом – какие бы самодвижущиеся агрегаты он не создавал, выходили, в общем-то, трактора. В этом, конечно, сказывался недостаток образования.

Тем не менее, процесс Вовку увлек. За две недели упорного труда и изучения всех помоек в окрестностях родной Старой Руссы доморощенный Генри Форд соорудил снегоход, похожий на метиса трактора и легкого танка. А вершиной Вовкиной инженерной мысли стал, как он его почему-то окрестил, "кабриолет". Тоже, в общем, трактор, только из деталей "Волги", "УАЗа", "Москвича", МТЗ-80 и парохода.

Когда страна напрягала все силы, мобилизуя последние трудовые резервы на строительство Сколково и моста на дальневосточный остров Русский для исторического саммита, Вовка беззаботно рассекал на своем "кабриолете" по угодьям неведомо как сохранившихся у нас староверов, "за бензин" таксуя для селян, гостей из города и просто первых встречных.

- Все-таки хорошая у нас техника, - почему-то сделал вывод Вовка, когда мы, переехав вброд речку, забирались по раскисшей осенней глине на пригорок. – Вот ты что думаешь, а мой трактор и 120 выжать может!

- Ты пробовал? – Все же позволил я себе усомниться.

Вовку мой вопрос застал врасплох. Он задумчиво спустил "кабриолет" на нейтралке в лужу. Остановились.

- Сто двадцать? Уверен, что может! – Взглянул на дымящийся мотор от 41-го "Москвича" и уточнил. – Только это очень опасно.

Признаюсь, меня жутко интересовало, почему Вовка может сделать вот такую чуду-юду, а двигатель оставить без капота. Или почему не достали руки до цепей на ведущих колесах – одна порвалась и неприятно шмякала. Или почему нельзя хоть подобие крыши смастерить – ведь дождь неделю уже идет! "Кабриолет" сварганил за двое суток, а крышу что, слабо?

- Вов, вот у тебя же золотые руки, - начал я издалека…

- Ну ты сказанул, - на перемазанном Вовкином лице, казалось, даже щетина засмущалась.

- И все же. Вот объясни, почему мы ничего, кроме "Жигулей", сделать не можем? Скажем, хочется сделать "Вольво", а получаются опять "Жигули"!

- А чем тебе "Жигули" не нравятся, - не понял Вовка.

- Как бы тебе объяснить… Вот неделю уже дождь идет, мокро тебе и холодно. Поэтому твой трактор – не "Вольво" и даже не "Жигули".

- Дык не сахарный же, - опять не понял Вовка, - да и летом в кабине жарко. А зимой тулуп накинул – и порядок.

- Дурья башка с золотыми руками! Хоть согласись, что наши машины хуже иностранных!

- Ну?

- Баранку гну! Ответь – почему?

- А, - Вовкино лицо озарилось какой-то тайной, сокровенной думкой, - Так мы просто немножко не доделываем!

Кулибин решил, что дал исчерпывающий ответ, врубил мост и "кабриолет" с чавканьем выполз из лужи. Через час я был доставлен в искомый мной ненаселенный пункт. Протянул деревянную от холода руку Вовке и решил все же поставить в разговоре точки над "i":

- Что ж мешает нам доделывать-то?

- Да не интересно уже!

Вовка поправил пакетик, навешенный над свечами зажигания ("в дождь контакты сыреют", говорит) прыгнул на сидушку своего "кабриолета" и, разбрасывая по стерне глину, зачавкал в дымящееся изморозью поле.