Публицистика
05 АВГ. 2016 | 11:36
Душа

К 80-летию Тимура Зульфикарова, - одного из ярчайших представителей русской литературы. Неопубликованные ранее произведения - специально для читателей КОНТЕКСТА

ВАСИЛИЙ ИВАНОВИЧ

…Я летом живу в кишлаке Зимчуруд…

Жара…

Но родники святые из-под тысячелетних чинар, из-под камней живительно бьют…

Вода ледяная… алмазная… кормильная… целительная…

Говорят, что эта вода побеждает, убивает все болезни… даже рак…

Когда я сажусь обедать – всегда учуяв запах бедной моей еды, приходят дикие собаки… кошки…

И иногда от реки доползают ядовитые эфы и неопасные ужи...

И прилетают вездесущие всеядные хищные индийские скворцы – майна…

Я всех кормлю… чем могу… в ущерб себе…

…И тут налетает огромный бархатисто-золотистый воинственный шмель…

Чем-то он своими усиками разбойничьими напоминает мне легендарного залихватского героя – Чапаева…

Может быть, в Колесе Сансары герой стал шмелем…

И я нежно, опасливо кличу его: "Василий Иванович"!..

А вдруг он вновь обратится в героя с пляшущей саблей в руках…

Куда я тогда денусь со своей христианской и мусульманской кротостью?..

Чтобы он не жужжал зорко гулко остро опасно под ухом моим – я ставлю для него тарелку с кружком колбасы, с виноградиной и с куском особенно любимой им дыни…

И Василий Иванович мудро, находчиво садится на тарелку и ест, сосёт, поглощает еду…

А потом, насытившись, сонно, тяжело, гулко улетает…

Удоволенный… сытый…благодарный…

И я всегда дивлюсь: как в такое маленькое летучее тельце умещается столько еды…

…Так текло блаженное кишлачное ленное лето… лето… лето…

Но потом в ущелье пришла сырая златопадная знобкая осень…

Замутились дожди…

Нахлынули печали одиночества…

И я вернулся в город…

Но всё время тревожился о моих собаках, птицах, кошках, змеях…

О золотисто-бархатистом Василии Ивановиче…

Как они там?..

Я приучил их к дармовой еде…

А теперь они сами должны добывать себе пищу в диких опасных горах…

О, Боже!..

Вдруг они стали добычей более сильных хищников…

Как это нынче происходит средь новоявленных капиталистических человеков…

Но что я могу сделать для зверей моих?..

Как защитить их?..

…И вот я, вздыхая, сижу за столом, обедаю в свежепобеленном саманном домике моём на окраине города…

Говорят, что мудрецы всегда живут на окраинах империй и городов…

Котел кипит с краёв… и это утешает меня в бедности и одиночестве моём…

Но мудрость и на окраине не находит меня… увы… увы…

И вдруг в окно влетает огромный золотисто-бархатистый шмель…

Я сразу узнал его, словно давно ждал…

И поставил на стол вторую тарелку с колбасой, виноградиной и куском осенней дыни…

И он стал сосать – вбирать – рвать – глотать любимую еду свою…

Я чую – он устал… почти спит…

Глаза закрыты, усики опали…

Как он нашел домик мой?..

Как пролетел много километров от кишлака до города?..

У кого спросить?..

Но никто во всем этом огромном осеннем равнодушном мире – не ответит…

А золотисто-бархатистый Василий Иванович поел и сыто, упруго, блаженно упал… полег… распространился… раскидался…

Уснул прямо на тарелке…

Золотистые сны приснятся ему теперь…

Осень ведь!..

И пора шмелям, змеям, медведям, рыбам в зимней спячке спать до весны…

Вот бы человекам так – в золотых снах проводить проживать зиму…

Да и я рад, что всю зиму буду не одиноким…

Василий Иванович-то рядом…

Не из-за еды ведь прилетел он…

А из-за любви…

ВЕЧНАЯ СЛАВА

Хоронить меня будет Цыганка-Слава

В золотых одеждах с золотой гитарой...

Она скажет: "Прости меня, мальчик,

Что я опоздала...

Я за деньги

К лжепророкам и лжепоэтам ходила...

Я за деньги -

Как дева беспутная, им отдавалась...

Да устала... намаялась... нарыдалась...

Но!.. вернулась к тебе...

А ты - уже в саване,

В бедном гробе...

В свежей могиле...

Но!.. Теперь на весь мир

Я пою твои вечные песнопенья,

И читаю твои изумрудные притчи,

И алмазные стихотворенья,

И играю на вечнозлатой гитаре...

А ты уже - в саване... в гробе... в забытой могиле...

И Она вдруг, как деревенская

Иль кишлачная плачея голосистая,

Зарыдала по-бабьи,

И златые одежды всласть на себе разрывала,

И рвала до крови золотые струны гитары,

И кладбищенской пылью

Змеино прекрасную голову посыпала...

... Опоздала!.. Опоздала!.. Опоздала!..

О, Боже!..

Но Ты-то все знаешь!..

И все попускаешь!..

И к великим поэтам я прихожу лишь на кладбища...

Ахййййя!..

И, покинув кладбище,

Она - в русском поле бескрайнем

И в таджикских нагорьях миндальных

Вся!.. Звеня золотыми одеждами!

И гитарными золотыми струнами!..

Вся!.. В счастливых блаженных слезах!

Вдруг!..

Зашептала!..

Запела мои позабытые притчи, поэмы, стихотворенья и песни

И радостно заплясала!

Вечных Поэтов посмертная певчая

Вечная Странница Слава...

Айййхххйа!..

ДУША

Когда я в России –

Моя душа в Азии…

Когда я в Азии –

Моя душа в России…

О, Господь!.. Вседержитель!

О, почему у человека

Не две души – домоседки,

А только одна – странница…

А где третья душа – Для странствий во Вселенной?..

Я видел в далёких памирских горах

Чинару Тысячелетнюю

О трех стволах –

О, если б это была –

Моя душа… чинара…

Айхххйа…

Или Творец больше любит деревья –

Чем человеков…

КАК ПОГИБ ВЕЛИКИЙ ШЕЛКОВЫЙ ПУТЬ…

Обнищавший Ходжа Насреддин, которому нечем кормить даже осла, сидит в пыли дороги.

И, улыбаясь, поёт свои великие песни и притчи…

В пыли лежит его шапка-кулох…

Она пуста…

И вдруг огромный Караван с золотом останавливается около бессмертного мудреца…

Ходжа улыбается…

Ждёт…

В шапку падает меткий медяк…

Один медяк…

И Караван уходит…

Мудрец вздыхает, но улыбается…

Так погиб Великий Шёлковый Путь…

Только медяк сверкает в победной всеобщей пыли…

Всевышний засыпал Его песком забвенья…

О, Аллах!..

А зачем золото?

А зачем торговля, если нищ мудрец?

А если нищ Ходжа Насреддин – нищ и народ…

Ойхххйо!..

МУРАВЕЙ

…Я сижу в дальних гиссарских мятных прозрачных кочующих зыбких весенневеющих святосырых холмах холмах холмах...

Под цветущей осыпчивой скоротечной известковой черешней...

И пью из древней бухарской пиалы

Древнейшее пурпурное маслянистое вино мусаллас

Которое пили цедили смаковали

И доныне тайно пьют

Наидревнейшие персы...

Которое пили и воспели опьяненные блаженные поэты...

И доселе слышатся в холмах из сгинувших мазаров

Их возлиянья воздыханья упованья вечнопьяные...

Великие поэты - это те

Кто пьют и на мазарах - под истлевшими камнями...

Поэты ушли - а мусаллас живой остался

Не иссяк... не зачах... не расплескался...

И доселе плодоносят те курчавые вспыльчивые необузданные бездонно пьяные виноградники...

И вот я пью бредовый мусаллас в одиноких холмах

Под одинокой беломраморной черешней...

…О древлее вино моего вечного одиночества!..

О, как ты печально!.. Пряно!.. Остробольно!..

Особенно животворною духмяною весною!..

…Но вот муравей ползет грядет по юной молодильной испуганной траве... траве... траве...

Ко мне?..

О Боже!..

Ко мне... ко мне... ко мне...

Тогда я радостно нежно опускаю пиалу с недопитым вином в траву

И муравей пьёт мусаллас

Как завещали Саади... Хафиз... Хайям...

И ложится простирается пианый раздольный в траве

У моих - давно уж не моих - отуманенных окрыленных ног... ног... ног...

О, Боже!.. Сколько ног у пьяного меня?..

Давно уже давно уже не знаю я...

О, Господь!..

Но Ты так повелел! Попустил в веках!..

В тысячелетиях!.. В холмах!..

И мы пьём мусаллас... вдвоем!.. С муравьём!..

В далеких томных гиссарских родимых родильных плывущих ползущих летящих холмах холмах...

И кто из нас более пьян, пьян, пиан?..

Под цветущей роняющей ласковые материнские лепестки черешней черешней черешней...

Ах!.. Айх!.. Айхххххх!..

А потом мы блаженно засыпаем...

А потом блаженно просыпаемся...

Уже вечер...

Уже хладеющий вечер...

Уже бриллиантовые Плеяды безудержно бездонно неслыханно мучнисто хлебно алмазными пшеницами колышатся... блещут... плещут в небесах...

Уже вечерний мягкотелый ветер... ветер...

Приносит с лазоревых ворожащих целебных чудодейственных гор

Запах дочеловечьих молочных овечьих альпийских девьих джайлоо

И вечных хрустальных снегов снегов...

Где идет слизистый единовременный кровавый окот - убой каракулевых агнцев - птенцов.

…О, Боже!..

Где пиала, чтобы залить - забыть

Этот диавольский окот

Где рожденье и похороны

Где жизнь и смерть -

Это мгновенье одно...

О!.. Где пиала с вином?

Но!..

Пиала, где ране плескалось томилось дурманно густое неистово кудрявое пурпурное вино -

Уже... увы... полна исполнена палых розовых лепечущих лепестков... лепестков... лепестков...

И мой муравей

Протрезвев от вечернего хладного ветра

Уходит по траве блаженно блаженно…

И я опять одинок в одинокой кочующей бессмысленно Вселенной

Под одинокой осыпчивой лепестковолетящей лепестковоисходящей лепестковошепчущей лепестковоласкающей материнской черешней черешней черешней...

Ах, одинокий сображник друг мой хмельной муравей!..

Ах, где же твой муравейник?..

Ах, одинокий пианый человече под одинокой черешней

В одинокой летящей бездонно куда-то зачем-то Вселенной

Ах, где же твоё Человечество?..

Ах, Господь!..

Где же Ты...

Где ж Ты...

Где же...

... Тут меня просквозило... пронзило...

Да ведь этот пианый муравей -

Это Омар Хайям!.. Мой веселый сображник! Немой собеседник...

Он пришел!.. Он приполз по траве... ко мне...

Его Бог послал!..

А я не узнал...

Айххххххйя!..

И я вспомнил:

"... Гляди, коль ты не слеп, могилы пред тобой!..

Мир - это кладбище под сладкой суетой...

Во ртах у муравьев текут, дробятся лики

Красавиц и царей, забытых под землей..."

Это он написал...

Мой сображник... муравей...

А я - не узнал...

Айхххххйя!..

И Он обидчиво ушел...

О, Боже!..

Поэт поэта не узнал...

Прости меня, Омар Хайям...

ОРЕЛ И КУРИЦА

…Дервиш Ходжа Зульфикар сказал:

- Иногда в мою куриную земляную голову, как печальная радость, влетают мысли небесного орла…

И я летаю над землей…

О, как мал человек с небес!..

Но!

Потом крылатые мысли орла улетают – и я опустошенно опускаюсь на землю… к муравьям…

О, как велик человек!..

Айххххйя!..

Но есть летающие муравьи…

Но никто не видел ползучего орла…

А?..

Айя!..

Господь!..

Человек конечен…тленен…

А нетленна даже малая тайна муравья…

Твоя…

И бездонна Душа человеческая…

Больше Вселенной…

Твоя…

ПОЧЕМУ ХОДЖА НАСРЕДДИН ПОКИНУЛ РАЙ

…О, великий Странник Двух Миров…

Говорят, что ты был в Раю…

Но покинул Рай…

Почему?..

Ходжа улыбнулся пыльной улыбкой мудреца…

Мудрость всегда тонет в земной пыли, как одинокий путник на дороге многодальных караванов и бешеных машин…

А мудрецы говорят, что к Богу идут на двух ногах, а к сатане мчатся на четырех колёсах…

А человечество мчится на миллионах колёс и крыльев…

Куда?.. Куда?.. Куда?..

Иль в ад? в ад? в ад?..

Но!..

Ходжа, почему ты покинул Рай?..

Он улыбнулся, вздохнул, шепнул, показав свой огненный, как афганский горящий перец, вечный язык:

- Рай – это вечный дастархан-застолье-приволье с хмельными друзьями и спелоотворенными женами на павлиньих коврах у весенней, хрустальной певучей реки…

Да!.. да!.. да!..

Хйййя!..

И я там сидел, возлежал, упивался пурпурным маковым вином и беседами с друзьями, и бездонной любовью яблоневых жен в тесных телесных прозрачных одеждах с бутоном текучим меж лакомых ног, который темнеет, как алая косточка в перезрелом персике…

А мудрецы суфии говорят, что Рай – это бесконечное необъятное сладкотекучее соитье …

И это познал я…

И мудрецы суфии с земли Истину зрят…

Когда такое провидят говорят…

Но!.. Но!.. Но!..

Ойхххх!..

И после вина, жен и тучных наперченных яств я пошел бродить, дышать по несметному Раю…

И тут в животе моём – всё ещё земном – началось от жгучих яств – клокотанье, роптанье, пенье, бурчанье, смятенье…

Восстанье демократическое, как в народах овечьих, доверчивых, началось в непокорном желудке алчном моём…

Айххх!..

…О, Хозяин Рая!..

Где пустить ветры?..

Не в Раю же!..

Средь вечноцветущих духмяных садов?..

Средь дастарханов – застолий у рек хрустальных?..

Средь соитий блаженно охающих и ахающих!..

Нельзя ведь отвлекать, смущать насельников вечнорадостных вечнопианого Рая!..

Так я героически, стоически прошёл весь Рай…

Вместе с ветрами…

Чуть не разорвался!..

Но удержался!..

И пришёл к кипящим котлам и пропастям Ада…

Айхххя!..

… Тут я, наконец, освободился… заулыбался…

… Дервиш сказал:

- Ходжа, значит Ад – это всего лишь Хочатхона – отхожее место Рая?..

Ходжа улыбнулся и шепнул:

- Тише!.. Тсс!.. Это знают лишь Посвященные… Странники Трёх Миров… Странники доколыбельного… колыбельного и загробного миров…

Ойххх!..

А пусть остальные думают, что Ад – это Место Наказанья грешников…

Но Ад есть только на земле… для темных душ…

А чистые души странствуют только в Раю…

И на земле…

И на небе…

РОДИНА

…У дервиша Ходжи Зульфикара спросили:

- Где твоя Родина?..

Таджикия мудрая?..

Святая Россия?..

Он шепнул:

- Моя Родина – Мудрость…

Моя Родина – любовь к Богу…

И ко всем человекам на земле…

И русская!..

И таджикская!..

И всемирная!..

Родина моя!..

РУСЬ – МАТУШКА

Письмо из дальнего таджикского кишлака…

Ужель я больше не увижу… Тебя…

Моя родная слёзная весёлая

Лесовольная неугомонная неутолённая бескрайняя хмельная

Уже уж неземная

Заживо во Царствие Небесное

Со всеми городами сёлами дубравами монастырями

Уходящая Летящая

Русь Матушка…

Расеюшка…

Где в лазоревых медововеющих фацелиях

И в синь-васильках фригийских византийских безмятежных

И в венериных башмачках пленительно изнеженных

И в луговых мятликах

И в нивяниках и в короставниках

И в лазоревых цикориях кофейных

Нежно чародейно уповает бродит

Давно усопшая моя матушка Людмила

Из заброшенной некошеной родной деревни Яжелбицы

И она знает: Когда усопший кличет живого –

Это к смерти…

И потому она не кличет не зовет меня

А только шепчет… шепчет… шепчет…

…Сынок… сынок… земной… моленный… незабвенный…

Я так соскучилась… так пригорюнилась…

Истосковалась… истрепалась… без тебя

И в царствии Небесном…

И вот сошла на миг на Русь…

А ты далече…

Июль, 2015

К 700 – ЛЕТИЮ СЕРГИЯ РАДОНЕЖСКОГО

Гимн I

В далеком заброшенном кишлаке –

Мне чудится, снится родная Святая Россия…

Ветер сиверко вольно гуляет над согбенными многокровавыми

Но не покоренными русичами

И над златыми душецелительными святыми смолистыми дубравами и борами…

Ветер ветер – древний родной ветер веет - над древними родными русскими

головами и борами…

А на холме золотом некошеном

Стоит ситцевый хлебный телячий ржаной овсяной льняной улыбчивый орлиный

мальчик

С пшеничными летучими взволнованными вьющимися как у курчавого агнца

власами многодальными

И синеструйными аки живые фригийские синь-васильки глазами очами

Вот-вот от бешеного северного ветра прольётся изольётся расплещется их

нежновлажная синь –

Да не проливается

Святая живая…

Бог не даст сим Очам проливаться…

Это Отрок Варфоломей –

Грядущий Спаситель Святой Руси – Сергий Радонежский

И в руках у Отрока – плещется на всю Русь Всепобедное Русское Знамя

А на Знамени –

Святовитязь Святоратник

Дмитрий Донской

И Генералиссимус Иосиф Сталин…

И вечный древнерусский Ветер

Колышет колеблет оживляет Бессмертное

Вечноживое необъятное Многокровавое Вечнопобедное Имперское Русское Знамя…

Блаже!..

А ещё

На Знамени

Как на Плащанице

Лик Христа

Проступает…

Гимн II

Чингисхан с тюменями…

Наполеон с гвардией…

Гитлер с армиями…

Американец с ракетами…

Смертельно хищно кровососно стоят у Русских Пустынных Смиренных Ворот

А Церковь херувимскую льстивую Песню о Мире поёт…

И только семисотлетний Сергий Радонежский

Ковыляет к Воротам, распахнутым настежь…

С горящим Мечом

И шепчет на всю спящую Русь беззубым ртом:

"Я принес не мир, но Меч

И те - иуды, кто в Сей Час Роковой не с Мечом…"

Бог Христос по Руси нынче ходит с Крестом, как с Мечом…

Крест - се Меч посеянный вонзенный в землю!..

Вырви! Выдерни Его из всех миллионов русских Голгоф!

И рази бей кишащих врагов у смиренно вопиющих Русских Ворот…

СИРЕНЬ В ДОЖДЕ…

песнь

Моим вечным друзьям – Хабибу, Нуру, Бозору, Мехмону…

Когда цветет сирень –

Тогда бушуют грозы…

И мокрые цветы

Ликуют от дождя…

Весной – и к седовласому

Курчавая любовь приходит…

И вместе с ней цыганка – смерть

Глядит из-за угла…

Весной – и к седовласому

Веселая любовь приходит,

И вместе с ней цыганка – смерть

Грозит из-за угла…

И шепчет, что весна,

Любовь, сирень и грозы

Уже не для меня!..

Совсем не для меня!..

И что осталась мне

Лишь тропка одинокая –

На старенький кишлачный задумчивый мазар…

И что осталась мне

Лишь тропка безысходная –

На старенький кишлачный задумчивый мазар…

Но!.. Я зову друзей

С кувшином мусалласа

И юную плясунью

В искрометном жгучем гибком чекмене…

И мокрая сирень

Над нашим сладким дастарханом

Склоняется и гладит нас

По пьяной голове…

И мокрая сирень

Медовая!.. Медвяная!..

Склоняется и гладит нас

По нежной голове…

И мокрая сирень,

В дожде благоухая,

Как жена, изнемогая,

Нас гладит, словно матушка,

По детской голове…

И мокрая сирень

Над нашим бражным дастарханом

Нас гладит, словно мать,

По седовласой голове…

Когда цветет сирень…

Когда плывет сирень…

Когда пьянит сирень…

В дожде… в дожде… в дожде…

ТРИ ЛЕКАРСТВА ОТ СТАРОСТИ…

… Дервиш, каково лекарство от старости?..

Сказал:

- Есть три лекарства от старости…

Смерть…

Любовь…

Бог…

Три коня стоят у твоих одиноких ворот…

Какого коня выберешь?..

Ойхххх!..

И ещё сказал:

- У ворот твоих стоит Троица…

Старуха с косой…

Дева с жемчужной косой…

Пророк на Верблюдице Огневой…

Кто?..

С тобой?..

…Все!..

Со мной!..

Я МНОГО ВИДЕЛ

I.

Я много видел сладких стран,

Но чувствовал везде себя заблудшим сыном…

Ведь мой отец - седой Павлин Таджикистан,

А матушка моя – голубоглазая Медведица Россия…

II.

Я много повидал далёких пыльных стран,

Но чувствовал везде себя заблудшим сыном,

Везде мерещились мне русские бездонные снега…

Везде таджикские летучие цветущие сады мне снились…

III.

Я много обошел подлунных стран,

Словно Верблюд двугорбый шествовал в пустыне…

Один мой горб – Таджикистан…

Второй мой горб – Россия…