Родное и заграничное

Алексей Козлачков, русский писатель и журналист.

Родился в подмосковном Жуковском в 1960 году. После окончания военного училища более двух лет служил в Афганистане. Затем учился в Литературном институте в Москве, работал в центральной печати журналистом, издавал собственные газеты и журналы. Печатался с очерками и рассказами в различных литературных изданиях. Широкую известность писателю принесла повесть “Запах искусственной свежести” (“Знамя”, № 9, 2011) об Афганской войне, которая в следующем году была отмечена «Премией Белкина», как «лучшая русская повесть года». В 2014 году издательство ЭКСМО выпустило большой том прозы писателя. В начале 2020 года в издательстве Питер вышла новая книга избранных военных повестей и рассказов «Батальон в пустыне».

С 2005 года живет и работает в Кельне. Много лет Алексей Козлачков в качестве гида возил по Европе русских туристов и делал об этом остроумные записи в своем блоге. В переработанном виде многолетние записки составили основу новой книги "Туристы под присмотром", очерки и рассказы из которой мы публикуем на нашем сайте. Кроме того, мы регулярно публикуем здесь очерки и рассказы писателя на самые разные темы — о жизни, политике, людях. Блог Алексей Козлачкова на ФБ: facebook.com/alex.kozl

13 ЯНВ. 2014 | 15:38

Оплодотворение Леды

На экскурсии по Баден-Бадену у меня в группе худая высокая девица чуть за 20 в свободном сарафане, не очерчивающем фигуры, в летних полотняных тапочках с перемычкой через подъем стопы, как в советских фильмах про 30-е годы, где дело происходит на дачах и советская знать катается на велосипедах по лесным дорожкам.

На экскурсии по Баден-Бадену у меня в группе худая высокая девица чуть за 20 в свободном сарафане, не очерчивающем фигуры, в летних полотняных тапочках с перемычкой через подъем стопы, как в советских фильмах про 30-е годы, где дело происходит на дачах и советская знать катается на велосипедах по лесным дорожкам. И стрижка тогдашняя: волосы длиной примерно до подбородка, а не до плеч и ниже, как принято у нынешних девиц, если они распускают волосы, – и чуть-чуть так забраны назад за уши. Ну точно персонаж из фильмов по позднему Гайдару, старшая пионервожатая из лагеря "Лесные зори" для детей ответственных работников. Я еще подумал — вот это стиль! Не случайно же так вырядилась... умысел был явным. А на шее у нее целых два фотоаппарата, один с мощным объективом, другой маленький, но тоже какой-то необычный – старинный, пленочный.

Еще один "фотохудожник", – подумалось мне. Сейчас это очень распространенное заболевание: покупаешь дорогую камеру с длинным "набалдашником", читаешь инструкцию, и если, в основном, народ просто и быстро жмет на кнопку, то ты жмешь долго и задумчиво, иногда приседая на карачки, иногда даже ложась на землю, а потом много и печалью смотришь вдаль и высокомерно на туристов с мыльницами. Ума нет, интересов приличных в жизни не нашлось, тогда будь "фотохудожником", это самое простое. Фотографии от этого лучше, правда, не становятся. У меня раз был на экскурсии один такой фотохудожник – неделю по Италии в жару таскал с собой тяжелый штатив, но ничего кроме своей тучной жены на фоне меняющихся достопримечательностей не снимал. Жена же вела себя столь же царственно как кинозвезда на фотосессии, умело принимала отработанные перед зеркалом позы; поди, считала, что остальные тетки, которых фотографируют мыльницами, глубоко несчастны и ей злобно завидуют. Словом, не люблю я...

– Зачем вам два? – спросил я девушку.

Она что-то ответила, одним, мол, что-то одно снимаю, а другой для остального, но я сразу же забыл, что именно одним, а что другим. Мне показалось это надуманным, все ведь снимают одно и то же.

– Давайте сфотографирую вас вот у этого фонтана?

– Нет, спасибо, у той камеры, которой надо фотографировать людей, села батарейка, а другая не для этого.

Менее продвинутый народ – всего с одним фотоаппаратом на двоих или даже троих, ожесточенно жал кнопки. Что-то вот такое у меня чуть не впервые, чтоб девица не пожелала вписать своего прэлэстного девичьего бедра в окружающую природу и архитектуру.

В баню она тоже не пошла (в Бадене у нас желающие могут посетить бассейн и сауну), – "это не для меня". Гуляла по городу, фотографировала, сидела у фонтана, знакомилась с лебедями в пруду, – это она мне так рассказала, когда я, распаренный, вышел с туристиками из бани. "Ага, знакомилась она, значит, с лебедями, – отметил я про себя необычность интерпретации. – Скоро яйца начнет откладывать, как Леда...".

- У них такие графичные шеи, они напоминают мне виолончель, – сказала девушка, растягивая слова.

- Знакомство с лебедями для симпатичной барышни дело опасное, а вдруг там Зевс окажется, и вы начнете яйца откладывать, из яиц Кастор с Полидевком вылупятся и Елена Прекрасная, а там – Троянская война и все такое, – взмахнул я умом, да, наверное, слишком.

- Что? – она поморщилась. – Какие яйца?

- Вы про Леду слышали? Леда и Зевс в образе лебедя, который ее и оплодотворил...

- Нет, про Леду не слышала, про Зевса слышала... Это, наверное, какие-то древнегреческие истории, – сказала она скучающим тоном, которым она говорила буквально обо всем ей неинтересном.

- Мифы, – сказал я и пересказал вкратце суть мифа.

- Да, забавно... Оплодотворил, значит, – сказала она задумчиво. – Нет, я не интересуюсь мифами, наверное, это тоже не мое. Хотя забавно все же... оплодотворил.

- Что забавно?

- Ну, вот слово это забавное вы говорите — оплодотворил.

Вечером у нас ночевка в Шварцвальде – самом большом немецком лесу; гостиница в горной деревеньке, в ней некогда останавливался Марк Твен. Мы вместе прошлись по деревне, ели в деревенском ресторане, потом еще долго сидели на террасе перед гостиницей, – был какой-то деревенский праздник, очень громкая музыка, заснуть все равно не было шанса. Все наши путешественники сидели, зверея, на балконах или здесь же на террасе. А мы с ней болтали и пили вино. Пил, кажется, только я, она из своего стакана ни разу не отхлебнула. Хотя в руках вертела.

Выяснилось, что родители перевезли ее в Германию из десятого класса московской школы, сама она не хотела и не собиралась. Теперь живет на два дома, но больше в Москве. Там ей и больше нравится. Я еще подумал: хорошо же ей – хватает и времени, и денег, и свободы от какой-либо деятельности, наверное... Я б тоже так жил, даже мог бы на три-четыре, а то и пять домов… Как хороша эта свобода легких перемещений и независимости от денег и сковывающих обязательств... пол-человечества мечтает о таком, а может быть даже и полное...

– Вы работаете или учитесь? В Москве или в Кельне?

– Ни то, ни другое. Не работаю и не учусь, мне кажется, что это все не моё.

– Что не ваше? Работа или учеба?

– Да, пожалуй, и то и другое.

Это было немного странное заявление, точнее в странной форме. Работать-то и я не люблю, лучше бы лежать, но сказать, что работа и учеба это все "не мое" я бы не решился. Это надобно иметь какой-то очень особенный взгляд на мироустройство. Я пытался уловить в ее голосе хоть легкую иронию, которая бы оправдывала подобные утверждения. Но ни иронии, ни кокетства в ее словах не было, казалось, она действительно от всего устала и разочарована. Так же "не её" оказались рыба, мясо и даже алкоголь, в ресторане, прошерстив меню, она заказала лишь латте макиато. При этом она высказала удивление:

– Странно, у нас в Москве это два разных напитка.

– Какие два? – не понял я.

– Ну, один латте, другой маккиато… Я хочу понять, где неправильно? Наверное, здесь.

Я невольно хихикнул и разъяснил девице, что латте это молоко, а макиато – это испачканный, подкрашенный, то есть молоко, "испачканное" кофе, – мало кофе в молоке. Бывает и наоборот – кафе макиато, мало молока в кофе. Так что правильно здесь, а не в Москве. "Наверное, те, кто составлял это меню в Москве тоже считали, что учеба это "не их" дело", – не удержался я от небольшой колкости.

Она и ухом не пошевелила на мою шуточку. Чувствовалась какая-то закаленность в восприятии людского негатива. Про учебу она спокойно поведала мне, что считает время, проведенное в школе, потраченным полностью впустую. "Даже трудно припомнить чему такому полезному, нужному мне я там научилась? Пожалуй, ничему. После русской школы, я училась еще в трех немецких гимназиях и тоже, в конце концов, должна была все бросить. Я просто не понимаю, зачем все это нужно было набивать себе в голову? Какая от этого польза?"

Я вовремя понял, что монолог, даже короткий, на тему "ученье – свет, а неученье – его отсутствие" с моей стороны прозвучал бы неуместно и занудливо. А уже вертелся на языке.

– А чем же вы в таком случае занимаетесь, не учась?

– Я? Творчеством, – сказала она с такой интонацией, будто бы была поражена тем, что я этого еще не понял. Ведь это надо быть полным дураком, чтобы не понимать, что она занимается именно творчеством.

– Какого рода творчеством? – спросил я, вспоминая, что некогда в Литинституте, где я однажды учился, за словосочетания "заниматься творчеством", "мое творчество", "я в своем творчестве" и т. д. медленно расстреливали вечерами в литинститутском садике из крупнокалиберных пулеметов. А трупы по ночам сжигали.

– Я фотографирую и еще… пишу стихи.

Ну, фотографируют сейчас все, даже домашние животные. Трудней найти того, кто не фотографирует. Фотография это вообще вряд ли искусство в смысле художественного творчества, разве что – синоним высокого уровня ремесла: капли на стакане пива для рекламы снять, мурашки на бедре модели в лучах заката, какие-нибудь медленно разлетающиеся брызги, всплески, голая задница в снегу или в болоте и т. д.... это всего лишь технические приемы и, наверное, всему этому учат в каких-нибудь фотографических бурсах-курсах, прочитал инструкцию – и ты художник. Но в этом смысле все – искусство, даже производство табуреток и гамбургеров, и даже эти последние производства больше подошли бы под определение искусства, поскольку и сложнее, и прилежания требуют не сравнимого. А так – бегать вприпрыжку, щелкать затвором и считать при этом, что "творишь" - это своего рода компенсация за отсутствие таланта в чем-то приличном, а иногда и ума. А вот стихи это интересно, они творчеству соприродны и, наверное, являются его наиболее древней и естественной формой. Даже если у сочинителя получается полная дребедень, то и в ней больше творческого порыва и вдохновения, чем в нажимании кнопки. Хорошо, что пишет стихи...

Смягчив, я вслух высказал мысль, что фотография это вряд ли искусство. Особенно при современной технике и вряд ли достойна столь серьезного к ней отношения. Ну, такого, чтобы она была "вместо жизни" – учебы и работы.

– Да не нужно мне все это! – сказала, нахмурившись и немного раздражаясь, моя собеседница, очевидно, имея в виду учебу и работу. – Однажды я уже пыталась найти работу, но все напрасно, я для этого не создана. На последнее собеседование я пришла и сказала прям с порога: "Ну, наверное, я вам не подойду", – они с этим согласились...

– Ну, а зачем же вы вообще ее искали при таких убеждениях?

– Просто у меня нет постоянного вида на жительство в Германии, его нужно возобновлять каждый год, ну такой порядок... А чтобы получить бессрочный, нужно хотя бы три месяца проработать в Германии. А мне это никак не удается. Да и черт с ними, – улыбнулась она, – лишат так лишат вида на жительство, не в этом счастье.

У девушки было редкое имя, встречаемое мною впервые, прежде только в фильме про мушкетеров – Констанция. Я спросил: "А как вас зовут друзья?" "Так и зовут — Констанция. Мама и совсем близкие друзья зовут Станя", – ответила девушка. У меня же поначалу не выговаривалось ни то ни другое, как-то непривычно. Затем она некоторое время посвятила терпеливому оппонированию моей мысли о том, что фотография это не искусство: заваленный горизонт, искусственное старение, игра со светом, тенями, натурой, чувство композиции, – разъясняла она.

- И фотошоп, – сказал я.

- Ну да, и фотошоп вместе со всеми другими приемами, а что?

Ну, возможно, я еще подумаю о роли заваленного горизонта и фотошопа в искусстве фотографии. Был у меня приятель, жил на лесном хуторе Псковской губернии один, ходил много километров на лыжах, чтоб сфотографировать ветку в меняющемся свете восходящего солнца. Тоже считал это своим призванием, в промежутках пил самогон, отчего и помер. Фотографии пару раз выставлялись за его же счет. Две жены от него сбежало. Сейчас такие эффекты, которых он тогда достиг, практически ценой жизни, можно получить, оставив автоматический фотоаппарат в лесу на сколько надо, потом приехать забрать и – на выставку. Все то же самое только без душевных страданий и смерти от пьянства. В каком случае это искусство, а в каком нет и почему?

Она пожала плечами и сказала, что ее столь сложные философские вопросы не заботят, она просто живет как нравится, ездит, фотографирует, сочиняет стихи. Про стихи она выразилась примерно так: "Прочитала я тут недавно этих... Бродского, Ахматову, Цветаеву, Пастернака (джентльменский набор "продвинутой секретарши"), ну и… даже Пушкина, – тут она посмотрела на меня своими здоровенными глазами и сказала: Ну, я понимаю, конечно, это классика, но это все тоже "не мое". Мое самовыражение проходит в неклассических формах".

Слово "самовыражение" тоже было запретным в Литинституте. Меня от него еще с тех времен передергивало. Я интерпретировал это ее высказывание как то, что азов стихосложения в виде ямба-хорея она не освоила.

Затем она рассказала мне, что вольным слушателем поучилась в нескольких художественных школах в Москве и Дюссельдорфе, но поступить она туда не может, потому что у нее нет ни русского аттестата, ни немецкого.

– Да мне и не надо это, кое-что увидела там и достаточно, там очень много лишнего, экзамены потом какие-то надо сдавать по никогда не пригодящимся тебе предметам.

– Но чтобы заниматься творчеством в таком невероятном объеме как вы, не работая, надобно иметь на это средства, – сказал я.

– Ну я имею...

– Вам помогают родители?

– Нет, родители у меня люди небогатые, мне помогает тот человек, с которым я живу.

– Ага, понятно.

Я еще раз искоса посмотрел на нее. Ну, девка довольно привлекательная, стройная, глазастая, но вот что-то с самого начала не задевало… не хотелось обнять-погладить, не хотелось, в конце концов, схватить за какой-то фрагмент прекрасного организма. Пару раз поддержал за локоть, когда шли к ресторану – ничего не дрогнуло. Но кто-то ведь ее любит, ценит, отпускает одну шляться и фотографировать, оплачивает расходы.

– А ну как тот человек, с которым вы живете, вас бросит, разлюбит или вообще с ним что-то случится? Тогда ваша жизнь может круто измениться и вовсе не в лучшую сторону.

– В моей жизни было много потрясений, – отвечала девушка, – но с этим мне как-то всегда везло. Не успеет один человек исчезнуть, как находится сразу другой, который продолжает эстафету. Я об этом даже не думаю, я рассчитываю на чудо, и оно всегда происходит со мной. Мое дело – творчество.

Меня это потихоньку стало утомлять – самонадеянность и беспечность, простоватые рассуждения о творчестве, явное самолюбование при значительной непролазности в мозгах. Потершись некогда в "творческих кругах" русской столицы, я выслушал много подобных монологов, как правило, за ними ничего не стояло кроме заболевания.

Деревенский праздник закончился около полуночи, и мы разошлись.

Наутро мы поехали в Страсбург, там после экскурсии у меня была назначена встреча с армейским товарищем, и мне было не до творческой девицы. Во время экскурсии, в паузах мы перекинулись с ней еще парой слов, как бы продолжая беседу. Она сказала, что была много лет "профессиональной фанаткой". Я сказал ей, что совершенно этого не понимаю, как можно быть "фанатом" кого-то или чего-то, особенно если человек презентует себя как художник, творец так сказать...

– По кому же фанатели? – спросил я, – по Шумахеру или Филиппу Киркорову?

Она посмотрела на меня с усмешкой, как я мог подумать о такой низменности:

– По Земфире, и пожалуйста, если она вам не нравится, не ругайте ее при мне.

– Да я и не собирался, напротив, нахожу ее чрезвычайно талантливой, правда, все же такая музыка, как вы выражаетесь тоже – "не мое". А в чем же заключалось это фанатение?

Тут она мне рассказала, что примерно с 14-ти лет и до 17-18-ти тусовалась в компании подростков со всей России, почти исключительно девочек — фанаток Земфры. Оказалось, "фанатство" это тяжкий труд и особый образ жизни, почти христианское подвижничество, требующее самоотвержения и стойкости в испытаниях. Они чесали за своим кумиром по городам и весям, живя, зачастую, в самых непривлекательных условиях, вповалку спали в общежитиях, вокзалах, спортзалах, иногда у знакомых — таких же фанаток, ссорились, интриговали, дрались между собой, дрались с фанатками других звезд, писали страстные письма, гордились и приторговывали разными реальными и вымышленными реликвиями кумира... Словом, колоссальный жизненный опыт. В особенности для не оформившейся девичьей психики... Даже одевались в одном каком-то стиле, что-то вроде униформы для фанаток Земфиры (у фанатов других звезд были свои особенности) — тяжелые ботинки, куртки, юбки – всё определенного типа. Надо сказать, что рассказ девушки о способах фанатения, произвел на меня сильное впечатление, сильнее, чем рассуждения о творчестве и нежелании учиться.

- А что же ваши родители, позволяли вам вот так болтаться неизвестно где в столь юном возрасте?

- А что они могли? Родители имели на меня мало влияния. Вначале они были резко против, но потом смирились. Они почему-то думали, что фанатки Земфиры и, допустим, наркоманы - это одно и то же. Но когда поняли, что я не употребляю наркотиков, то оставили меня в покое и почти не цеплялись. У меня даже девочки ночевали из разных городов, когда концерты были в Москве

К отъезду из Страсбурга я вернулся в очень добром расположении духа после встречи с военным товарищем и значительного количества выпитого пива, было жарко. Я сказал еще несколько слов в микрофон и пошел на заднее сиденье автобуса вытянуть ноги и потыкать в ноутбук. Констанция как раз там и сидела. Мы снова заговорили. Она разговаривала со мной с интересом, но немного странно – через два сиденья.

– Так же не удобно вам, придвигайтесь ближе, приставать, так и быть, не буду, – сказал я.

– Нет-нет, мне удобно, вблизи с мужчинами я не люблю, – видимо, все же она опасалась приставания.

Потом ей все-таки самой захотелось пересесть ближе, – иначе нас могли хорошо слышать сидящие недалеко туристы.

– Я хочу с вами о чем-то серьезно поговорить, – сказала девушка, немного смущаясь.

Ничего себе начало! А до сих по мы что – не серьезно что ли разговаривали?

– Да, пожалуйста, я готов, – отвечаю.

– Только боюсь, что вы после этого можете от меня сбежать, – она улыбнулась.

– Обещаю, что не убегу, чего бы сейчас ни услышал, – во мне загорелось любопытство.

– Нет уж, если что – лучше бегите.

Тут она достает из сумочки кредитную карточку и показывает ее мне:

– Вот у этого человека я нахожусь, как вы выразились, "на содержании"

Я пребывал в несколько расслабленном, после встречи с товарищем, состоянии и, глядя на карточку, подумал, а на хрена мне, собственно, еще знать фамилию содержателя этой сумасшедшей? Если ему нравится ее творчество или ее худые кости – на здоровье, мне нравятся девки поядреней и менее творчески озабоченные. Зачем она мне показывает фамилию, да еще кредитку? Может, фамилия какая-то известная? Да я уж все равно в России мало известных людей знаю в лицо и по фамилии: телевизора у меня нет, газет не читаю… Я бросаю еще раз взгляд на кредитку, которую она не убирает, и вижу что фамилия и имя женские... Констанция внимательно следит за мной.

– Да-да, это моя старшая подруга, с которой я живу и которая все оплачивает – и мои путешествия, и мое творчество.

От слова "творчество" меня уже привычно перекривило.

– Ну что – убежите от меня теперь опять на свое место? – она почти издевательски улыбнулась.

– Да что вы, наоборот, вы мне стали еще интересней. О чем будет серьезный разговор? Будете агитировать меня стать геем? Это же как-то связано.

– Нет, не буду. Но только и вы не говорите уж того, что говорят все прирожденные идиоты, что, мол, потому ты и лесбиянка, что у тебя мужика нормального не было. Вот если бы тебе сразу я попался, ты бы не стала лесбиянкой...

– А что – у вас был нормальный мужик и вы, тем не менее, ею стали? – спросил я.

– У меня никогда не было ни одного мужчины, так что я лесбиянка в чистом, в незамутненном виде. Вот когда в школе все мои подружки стали гулять в обнимку с мальчиками я со стороны смотрела и думала с ужасом: "Неужели и мне скоро будет нужно так себя вести? Обниматься и целоваться с этими уродами... Какая жуть! Как бы от этого избавиться…". Есть женщины, которые разочаровались в мужчинах, даже были замужем, а потом почувствовали себя другими и произошел переворот... У меня же было все просто и ясно – я всегда себя чувствовала другой, особенной... Вот эти "заблудшие овцы" побывавшие замужем – они даже и не настоящие лесби, просто несчастные женщины, пострадавшие от мужчин. Хотя, я думаю, что почти любую женщину может соблазнить женщина, даже если она и не станет потом лесбиянкой на всю жизнь, но из любопытства и очарования может несколько раз попробовать. Для иных это бывает решительный переворот, для других ничего не меняется. Но сама я полностью на этой стороне и даже от пограничной зоны довольно далеко. Я люблю не женщин, я люблю особенных женщин и избегаю мужчин. Я уже давно заметила, что как только женщина попадется поинтересней, то она, скорей всего, лесбиянка. А остальные женщины для меня – просто обычная посудо-хозяйственная посредственность. Меня не интересуют эти толстые замужние бабы, стелющиеся под мужиков.

Надо сказать, что мне и вправду становилось все интереснее с Констанцией, я не мог не отметить точность и выразительность формулировок в этой насущной для неё сфере. Это было интереснее, чем вчера при разговорах о творчестве. Где еще пообщаешься с живой лесбиянкой? Она утверждала, что в последнее время лесби становится все больше и больше. Видимо, это какой-то протест против мужского шовинизма и нахрапистости. Из лесбиянства уже не возвращаются, мужчины этого просто не понимают. Любопытно она еще сказала, что у "натуралок" довольно распространенная проблема найти приличного мужчину, чтоб любил, содержал. А у нее вот нет такой проблемы, это происходит без всякого затруднения. Одна связь прекращается, другая тут же начинается, что и позволяет ей путешествовать по миру с фотоаппаратом. И вообще – она вскоре собирается в Таиланд, лучше даже насовсем, там море, пальмы, свобода….

Но основной интерес нашего разговора был все же еще впереди...

– Могу вам признаться, что обычно я никогда и никуда не хожу с мужчинами, не остаюсь с ними одна, и тем более не хожу с ними в ресторан. Я избегаю контактов уже на дальних подступах к мужчинам, – сказала Станя, еще больше волнуясь...

Тааак, в меня стало заползать чувство самодовольства, щас мне предложат провести жаркую совместную ночь, после которой она опомнится, найдет себе мужика, размножится, заселит пустынные территории… Таким образом, я буду первым мужчиной, вернувшим сознательную лесбиянку в лоно семьи и брака... А потом ее зарежут кривым кинжалом какие-нибудь лесбиянские народные мстительницы, а меня взорвут в собственном мерседесе или утопят в бассейне в Бадене. Шекспир обрыдается от зависти. Правда, экскурсия уже кончается, но можно перенести и на следующий раз. Забавно, способна ли меня возбудить лесбиянка? Пока, вроде, не особенно.

– То есть вы хотите сказать, что я исключение?

– Ну да, в какой-то степени...

– Чем обязан?

– Видите ли, мы с моей подругой хотим иметь ребенка. И давно уже озабочены этой проблемой. Есть два пути: банк спермы, там гарантированно качество, здоровье и абсолютная анонимность. Однако это в некоторой степени и пугает. Здоровье – это понятно, но здоровье это не ум и даже не внешность. Ты же не видишь мужчину, а от этого уже как-то тревожно. Вот мы и решили, как бы в виде эксперимента, поискать реального мужчину, ну того, который понравится бы сначала одной из нас, а потом он должен понравиться обеим. Правда, здесь есть другая опасность, мужчина может либо не согласиться, либо потом заявить какие-то права на отцовство. А этого бы нам вовсе не хотелось. Словом, речь идет о том – могли бы вы себя представить суррогатным отцом нашего ребенка? Разумеется, за значительную сумму, но одновременно на условиях полной анонимности. То есть вы о нас навсегда забываете.

Уж этого я никак не ожидал, и глядючи на мое удивленное лицо, она поспешила сделать шаг назад:

– Нет-нет, это только вероятность, попытка эксперимента. Первая попытка. Есть же в конце концов и банки спермы. Но так-то вы, как мне кажется, нам подошли бы.

Я уж даже и не знал теперь – лестно ли это, понравиться лесбиянкам? Ситуация была мало реальной, как в голливудских комедиях.... Я оплодотворяю лесбиянок за деньги.

– А кого я должен оплодотворить? Вас?

– Да-да, именно – оплодотворить и ничего больше... Я-то и вспомнила об этом недавнем разговоре с моей подругой, когда вы вчера сказали это слово "оплодотворить", я тогда подумала – "а почему бы и нет?" – здесь Станя вдруг испуганно встрепенулась, – Нет-нет, только не меня. Я на такое не способна. Речь в любом случае идет о моей подруге, но вы ей, я уверена, понравитесь.

Я сказал, что подумаю, а она поспешила добавить, чтоб я не воспринимал все сказанное, ежели чего, всерьез, не расстраивался. Но при желании мы можем связаться и обсудить подробности. На том мы и расстались, обменявшись адресами.

По приезду домой я нашел сайт с ее фотографиями с какой-то выставки, в анонсе стояло: "Фотовыставка утонченных лесбиянок и их покровителей". Фотографии мне сразу же понравились. Бывает, думаешь — вроде ничего, но что-то не то, уже где-то видел, опять это задумчивое кокетство, опять эти томные бляди, эти лучи, эти тени, все эти красивости... А здесь – сразу захватило. Нынче яркими и довольно качественными фотографиями завален весь интернет, но часто их ничем не отличишь друг от друга, как будто все делалось одной рукой, одним аппаратом, все облито маслянистым парфюмом и воняет гламурщиной... Если все же фотография и не искусство, то в работах Констанции было много фантазии, тонкости и чувства композиции, неожиданных ракурсов и еще чего-то неуловимого, что отличало почти каждую ее фотографию от безликого фотографического потока... Девица была одарена явным талантом видения мира через объектив или, точнее, преображения мира объективом. Она не фотографировала случайное (остановись мгновенье!), она строила в кадре свой мир и выставляла нам напоказ его правильно обрезанный фрагмент, лишь подчеркивающий его необычность или даже тайну. Все фото были постановочные. Правда, главной супермоделью всех фотографий была она сама или части ее собственного организма, но тем более удивительно, что повторяемость объекта не приводила к однообразию проекта в целом. И это, пожалуй, было не обычное женское самолюбование, которое норовит заслонить своим обнаженным мясом во всех ракурсах целый свет, а почти религиозное упоение собой, вовлекающее в этот визуальный поток и все тщательно подобранные предметы, все ворсинки окружающего мира, навевающие мысль о его тайне и вечности.

Со стихами все поразительным образом обстояло наоборот. Это уж действительно было "не её" вместе с учебой, работой и Пушкиным. Любой ефрейтор ВДВ, рифмуя парашют с кирзовым сапогом, справлялся со стихосложением лучше. Я написал ей письмо и горячо похвалил ее фотографии. Про стихи писать не стал. Она мне ответила в своем духе упоительного самолюбования: "Привет, завтра лечу в Таиланд и сразу – с корабля на бал, на концерты, билеты уже заказаны... И в этом вся я: смакую то, что мне никем не надо быть, и не надо ни шоколада, ни мармелада :), ни записных книжек, ни гонораров... Лучше тело океанскими волнами оттачивать, чем барахтаться в мегаполисах и играть в соревнования по плевкам. Фотографии, я догадывалась, что найдете, но я какое-то время назад забросила и сайт, и блоги, мне это уже не интересно... Но благодарю за высокую оценку :)"

Многочисленные ошибки в письме я переправил, грамматика была тоже "не её".


12.07.21 Поездка в Коломну 31.12.20 Рывок на Пендык 04.07.20 Немецкий поход и как в нем выжить без пива и компаса 27.03.20 Ирландские очерки, заключительная часть. Скалы Мохер – декорации к Гарри Поттеру 10.02.20 Ирландские очерки. Великий картофельный голод и крепость короля Джона 30.12.19 Любовница Рафаэля 19.12.19 Ирландские очерки. Ирландский язык, полиглот Мэрфи и во что одеты дублинские женщины 05.12.19 Декан Свифт и дублинские пьяницы 25.11.19 Ирландские очерки. Архитектура, музыка и запах старых библиотек 17.11.19 Ирландские очерки. Путем Блума через пабы 11.11.19 Ирландские очерки. Литература, Гиннес и всепобеждающая хореография 22.08.19 Бык Маллиган, башня Мартелло и стрельба из пистолета в замкнутом помещении 26.12.18 Венские очерки. "Чувство Вены" 11.12.18 Венские очерки. Гламурная икона XIX века и трудоголик Франц 05.12.18 Венские очерки. Штрудель, Захер, Гофмансталь 15.10.18 Венские очерки. Самое русское из искусств 21.11.17 Пражские очерки 14.11.17 Пражские очерки 08.11.17 Пражские очерки 03.11.17 Пражские очерки