 Василий Шульгин так и не стал получать паспорт СССР, оставаясь русским патриотом Российской империи. |
|
Я бы, наверное, мог бы взять его сухую руку и задать какой-нибудь вопрос.
- У?
- У, сыночек, у…
Активный деятель Второй, Третьей и Четвертой Государственной Думы, один из основоположников русского парламентаризма, идеолог Белого движения, убежденный монархист и, тем не менее, человек, принявший на псковщине отречение Николая II, эмигрант, талантливый публицист, выдающийся ум своей эпохи… За возвращение на Родину он заплатил 25 годами тюрьмы (столько дали, однако по хрущевской амнистии срок скостили), но советского гражданства не принял. "Без гражданства". Читай – остался гражданином Российской Империи.
Меня парализует одна только мысль – я мог рукопожатием дотянуться до благословенного для нашей страны начала XX века, страшной Великой войны, Гражданской, Второй мировой… И сейчас спрашиваю себя, какой бы вопрос Шульгину задал я сейчас, спустя почти 40 лет своей жизни?
- У?
- Да, голубчик, у.
Шульгин называл себя националистом и внутренне жарко дискутировал со своим современником националистом Ивановым. Василия Витальевича интересовала та грань, где заканчивается животворящая плодотворная ткань здорового национализма с метастазой шовинизма, этого "чудища с зелеными глазами", как он его называл.
Я как-то говорил на эту тему со своим старшим товарищем. Тот вспомнил солдата Николя Шовена и его фанатичную преданность Бонапарту, дескать, ничто не ново под Луной, а в конце разразился литературными ругательствами относительно русской интеллигенции. Мол, вот любим мы копаться в полутонах, докапываться до атомов, а далее до протонов и нейтронов собственной мысли. Вместо того чтобы просто жить, исходя из вполне понятных постулатов здравого смысла.
Я согласился.
Шульгин бы тоже согласился, я думаю. Но теста, из которого он был сделан, уже не перемесить. В 99-летнем возрасте, перед самой смертью, Василий Витальевич обсуждал с редактором своей книги "Последний очевидец" Лисовым казусы Гражданской войны. В конце разговора обхватил руками свою седую голову и обреченно произнес: "Я ничего не понимаю".
Поразительно, но "ничего не понимали" и другие лучшие умы эпохи Шульгина. Накануне Первой мировой Европа, казалось, была интеллектуально парализована. Об этом очень красноречиво написал в своих воспоминаниях тогдашний министр иностранных дел Российской Империи Сергей Сазонов. Он искренне не понимал, почему мир катится к войне, хотя ее – войны - тогда, в 1913-м году, можно было бы легко избежать путем следования тем самым постулатам здравого смысла. К чести России, ее дипломаты сделали для этого все возможное. Но война оказалась НЕОБХОДИМОЙ.
Потому-то все и началось. Англосаксы посадили Европу на иглу войны. Вставшая, как бы сейчас сказали, на путь демократических реформ Россия, пятая экономика мира, претендующая на место четвертой, а то и третьей, против своей воли (хоть и под восторженный патриотический хор тогдашних либералов) ввязла в галицийскую грязь. Трижды ход войны мог обернуться для нас удачно. Но чашу саморазрушения мы испили до самого донышка. Кто только не попробовал воевать, война смешалась с внутренней политикой и придворными "танцами с бубнами". Не Самсонов, не Рузский, не Ранненкампф, не тем паче Брусилов проиграли войну. Войну проиграл Николай II. Думаю, окончательно и бесповоротно – в тот момент, когда сместил авторитетнейшего в войсках Главнокомандующего Великого князя Николая Николаевича и взял эту ношу на себя, не особо, впрочем, стремясь ее нести и уж точно не имея к сему грузу достаточно крепкой спины. Не знаю, за что этого царя канонизировали, но логика вещей требовала для него скорее военного трибунала. Впрочем, императоров не судят. Их линчуют, но это отдельная тема.
Самые опасные войны – войны недовоеванные. Начало этим недовоеванным войнам положил именно наш последний царь. Русско-японскую наши дети "проходят" в школах как проигранную. Хотя от краха Японскую империю спасло малоизвестное совещание в апартаментах Николая, где тот решил, что "хватит крови"… Февральскую революцию царь как бы не заметил. В 1914-16 годах бездарно погибла славная русская кадровая армия. Тоже прошло незамечено. На совещании в начале 1917-го, где решались судьбы ее остатков, Николай был молчалив, зевал, а потом и вовсе ушел на прогулку. Это описано в воспоминаниях генерала Брусилова.
Потом Гражданская. Удивительно, но самая кровопролитная война в нашей истории (после Великой Отечественной) в школах вообще "не проходится". Потому что непонятная война. Но "непонятных" войн и в новейшей истории достаточно. Разве мы довоевали Афганистан, Чечню? И все эти войны – недовоеваны, недосказаны.
Россия почему-то всегда останавливалась на полпути. Мудрость? Глупость?
Недовоеванные войны возвращаются. Пока в горнилах современной российской Думы куются неведомые обывателям духовные скрепы, память предков указывает нам на изведанные, понятные без подсказок тропы. Полковник-разведчик в отставке под псевдонимом Стрелков облачается в форму унтер-офицера царской армии и учится разбирать выхолощенный пулемет Максима. В интернете кучкуются марковцы, корниловцы, дроздовцы… Что они хотят? Почему они (пусть бутафорски) вооружаются, вешают на плечи погоны давно уже несуществующей армии?
Совершенно неожиданно, а, может, и ожидаемо, полковник-унтер-офицер Стрелков вдруг берет на себя ответственность за Новороссию, когда на территории Украины, кажется, уже никто ни за что не отвечает. Новороссии нет на карте, но она существует, и всегда существовала, в наших умах. Я не знаю, чего больше в этом Стрелкове – амбиций, авантюризма, а может быть чести. Но важно, что этот человек поднес факел к десятилетиями копившейся гремучей взвеси генетических, исторических противоречий и обид, поставил вопрос, на который вольно или невольно каждый должен ответить: по какую сторону лично ты по отношению к "Русскому миру"? И почему ты сидишь дома?
Я частично ответил на этот вопрос. И мне стало стыдно.
Как, наверное, было стыдно монархисту Шульгину, принявшему отречение царя. На панихиду по усопшему Николаю II он не пошел. Так и написал потом – потому что было стыдно.
Тот же стыд и та же война – на западной границе России. Также весь западный мир понемножку, не признаваясь в этом даже самому себе, хочет этой новой войны. Ведь есть тут свои выгоды, свои соблазны. Интересы. Та же тотальная глухота и отрицание очевидности. Та же глобальная ложь, перешедшая все красные деления даже по "шкале Псаки". И то же патриотическое возбуждение российской интеллигенции: задавим гадину. Сто лет назад это было в печати, сейчас – в интернете. А на деле – те же горстки корниловцев, марковцев, дроздовцев и простых мужиков без высшего образования с винтовками и без пушек. Ну хорошо, не с винтовками, а с автоматами. И какой-то полковник-унтер Стрелков. И море вокруг всего этого политики, дискуссий, танцев с бубнами при дворе, во дворе и далеко за двором.
Возрождены и Георгиевские кресты в Новороссии. Прозрачней намека не придумаешь. Вот оно, новое Белое движение. Что ж, смотрите и запоминайте: сейчас пишется яркая страница в нашей славянской истории. Предвижу, что новое Белое движение закончит так же, как и старое. Но кровь не будет пролита напрасно. Нам еще раз показали, что всегда найдутся люди, готовые пойти вопреки. Готовые сопротивляться. Западному человеку это самоотреченное бессмысленное сопротивление непонятно. В нем нет "интереса". Но русский всегда его – сопротивление – поймет. Со времен Новгородской республики, и далее – Пугачев, Болотников… Любое сопротивление, даже такое не очень "народное", как наше недавнишнее белоленточное, нам импонирует. Русский в массе своей будет сочувствовать. Пусть и в "Фейсбуке".
При благоприятной политической конъюнктуре, в недалеком будущем нас будут ждать увлекательные книги про утопленную в крови борьбу за свободу Новороссии. Много страниц мы прочтем и про Стрелкова, и тех, кто рядом с ним сражался. Это если на разгроме донецко-луганских ополченцев все дело и закончится. Если их борьба не станет лишь бледной прелюдией к войне, которую каждый из нас, по разные стороны границ, не признаваясь себе в этом, понемножку хочет. И когда случится то, что требует коллективное бессознательное, дожившие из нас до шульгинских 99-ти лет, потом обхватят свои седые головы в бессильном непонимании случившегося на их веку.
- У? – Спросит нас какой-нибудь мальчик из будущего.
- У, сыночек, у…
