 Райт: тихий, терпеливый и беспощадный. |
|
Не дай бог забыться и пересечь эту "черту смерти" - мгновенный, почти бесшумный бросок, и ты уже лежишь на земле с разорванным горлом. Райт представлял опасность и пешему, и конному. Один раз чуть не вытащил для расправы из кабины тракториста. В другой – атаковал чужую лошадь. Попав под удар копыта, чуть не умер. Но оправился, лишившись глаза. И стал еще злее.
Поэтому я остановился, не доходя до заимки около километра. Достал бинокль. Низкое тяжелое небо, казалось, цеплялось за печную трубу. Поземка то тут, то там гоняла снежных чертиков. Перед собачьей будкой был различим небольшой сугробец – это Райта замело. Он никогда не жил в будке, презирая любой комфорт и стоически воспринимая любые каверзы погоды.
Жаль, что не видно – прикован Райт или опять оборвал цепь. Придется быть начеку. Ругая последними словами и озверевшую кавказскую овчарку, и ее хозяина, и себя самого, малодушно согласившегося 31 декабря проверить хозяйство, оледеневшими пальцами вложил в магазин три патрона. Больше, если что, все равно не успеешь выстрелить.
Когда до жилья оставалось меньше ста метров, сугроб у будки ожил. Райт сел и лениво отряхнулся, подняв вокруг себя буранчик. Правую рукавицу долой, дослать патрон в патронник, передвинуть предохранитель. Теперь медленно-медленно, стараясь выровнять дыхание, к "черте смерти". Сумерки уже накатывались на урочище, выползая со всех сторон из леса, снежная суматоха улегалась, а солнечный свет изгоняла луна.
Райт сидел и спокойно меня разглядывал. Еще три метра вперед – и лыжи перестали проваливаться, попав на занесенную, но все же тропинку. "Черта смерти" пройдена. Райт неподвижен. Это верный признак того, что с цепью все в порядке, и Райт просто ждет, когда я окажусь в зоне, где он меня достанет и на привязи. Ну уж нет, эту границу я знаю. Не опуская ствола, подхожу к двери и только оказавшись внутри домика, разряжаю карабин.
Известно, что печка умеет поднимать настроение. Когда первые волны тепла коснулись лица, я перестал жалеть, что встречу здесь новый год. То ли желая одиночества, то ли убегая от него, каждый ищет место, где можно поговорить с самим собой. Я поставил на печку корыто с замерзшими костями для Райта, достал вечную еду скитальцев и солдат - тушенку, для себя. Мир вокруг становился все лучше и лучше.
Откинувшись на поленницу, стал представлять, как завтра с рассветом встану на путик, проверю капканы, как быстро пойдет день и снова наступит длинная ночь. И я буду так же сидеть и слушать треск поленьев и подвывание ветра. Эта неумолимая цикличность света и тьмы заставляет днем жить быстро, а с сумерками впадать в анабиоз. Для этого должны проснуться древние силы, казалось бы навсегда запертые электрической лампочкой хитрого англичанина Деларю.
В привычный ночной дуэт печки и ветра вступило легкое кряхтенье Райта. От неожиданности я вздрогнул. Покряхтев, собака замолчала. Снаружи что-то не так. И тишина собаки – обманчива. Райт по-пустому не брешит. Он вообще крайне "немноголаен". Дескать, его дело прокряхтеть, лишь бы потом не обвиняли в недостатке бдительности.
Я накинул бушлат и набил карабин всеми десятью патронами – даже если вокруг все спокойно, не лишне периодически постреливать. Надо обозначить свое присутствие. Так оно спокойнее. И человеку, и зверю.
Луна будто бы разогнала облака, а звезды разбежались от нее к горизонту. Поле, посреди которого стояло зимовье, призрачно светилось, как циферблат гигантских "командирских" часов. Там, где должно было стоять число "одиннадцать", сидели два волка. На всякий случай я попробовал их разглядеть через просветленную оптику прицела, но сомнений и так не было. Чужих собак здесь отродясь не встречали, да и волки местные – характерные. Мелкие, всклокоченные, жалкие какие-то. Райт у будки привстал и едва заметно подвиливал хвостом, с нетерпением ожидая, когда ему представится возможность пустить чужую кровь.
Я уселся поудобнее на пороге, прислонился к дверному косяку и снова стал разглядывать в прицел гостей. Волки находились метрах в двухстах. Застыли. Не знаю, в какой момент, и что же именно произошло, но руки вдруг опустили карабин. Отчего-то подумалось, как все непостижимо устроено. Как странно приходит новый год. Как первозданно тихо. Как нелогично вспарывать эту тишину выстрелом. Из забытья меня вернул странный звук. Будто дышит кто. Повернув голову, я увидел Райта. Он присел в полушаге от меня и тоже, казалось, смотрел не на волков, а куда-то выше. На черные зубья леса, на которые кто-то насадил огромные звезды. На ошейнике Райта висело несколько звеньев оборванной цепи.
