Публицистика
18 ИЮЛЯ 2018 | 16:18
"И в наши дни пленяет он поэта..."

Впервые в русской поэзии вышла книга сонетов.

Поэт Юрий Макусинский.

В апреле 2018 года в Санкт-Петербурге, в Издательском доме "Коло" вышла книга сонетов петербургского поэта Юрия Макусинского.

О сонетной форме, сочинительстве стихов и о поэзии в целом с автором книги беседует автор предисловия Алексей Козлачков.

- Суровый Данте, как известно, "не презирал сонета", и Пушкин тоже не презирал, да еще много кто его не презирал, но все это в стародавние времена. Но вот "пленяет ли поэта" эта форма нынче, ведь Пушкин это утверждал для своего времени? Что-то я больше не видел заметных опытов. Не устарела ли эта форма? Кто еще его "не презирает", кроме тебя?

- Сонет не только в стародавние времена, но и всегда был довольно популярной формой у многих советских и русских поэтов. В конце века прошлого и сейчас к сонету обращались Иосиф Бродский, Юнна Мориц, Александр Еременко, Тимур Кибиров и другие видные авторы. И молодые поэты пишут очень недурные сонеты. Словом, форма эта совсем не устарела. Любой автор считает за честь хотя бы однажды попробовать написать сонет. Правда, удается это далеко не всем — по понятным причинам: сонет требует определенной образовательной подготовки, понимания не только законов, но и духа этой формы, умения работать с размером, с композицией строфы и сонета в целом, с драматургией малой формы. Кроме того, например, довольно сложно не повторить в сонете ни одного слова, кроме предлогов и местоимений. Нужно так же уметь выстраивать систему теза — антитеза — синтез. Она ведь необязательно должна строиться фигурально — по прямому смыслу, но может быть выстроена эмоционально, на сопоставлении настроений или образов.

Нет, не устарела эта форма. Скорее, наоборот, еще не пришло ее время. Время ее возрождения. Эта форма снова станет востребованной, даже модной — в ней столько элегантности, изящества, интеллекта и красоты.

- Что для тебя сонет? Почему вдруг сонет? Когда ты начал их писать?

- Сонет — это жесткая форма, которая не дает разгуляться словесной страсти. В один сонет надо втиснуть целый мир. Строгость и четкость — это в первую очередь то, что привлекает меня в этой форме. Второе — математичность. По природе своей я технарь — люблю гайку и гаечный ключ, люблю паять радиоприёмники, занимаюсь программированием. Сонет для меня — это такая специфическая форма разметки текста. Однажды я вдруг понял, что при создании Вселенной Господь пользовался именно программистскими методами, то есть размечал "безвидную массу" материи. Сонет для меня — любимая форма.

Когда начал писать? Наверное, лет 20 назад. Как профан, любитель, дилетант. Серьезно же стал относиться к сонету лет пять назад, может быть, немного раньше — лет пять-семь. Стал изучать литературу всякую по этому поводу. Но сейчас он меня утомил уже, собираюсь теперь писать драматургию в стихах.

- Что позволяет сонет, чего не позволяют, может быть, другие жанры? Он сковывает?

- Он, конечно, сковывает, когда и если ты не владеешь технологией, но когда ты ею владеешь, он дает просто умопомрачительную свободу внутри жесткой формы. Здесь все четко, ясно и понятно. Чистая математика. Внутри этой формы можно гулять, как по строгим коридором и комнатам Куба из известного одноименного фантастического триллера. В этом есть какая-то парадоксальная свобода, драматургическая. И потом — обязательность катарсиса, а поскольку он должен отстоять недалеко от начала, то читатель все это моментально видит.

Еще один момент — это внешний вид сонета, который для меня лично играет огромную роль, - графика текста. Когда я писал стихи на машинке, мне было мучительно трудно, если делал ошибку — выбрасывал целый лист. Этакий пароксизм чистого листа. Слава Богу, что появился компьютер. Я теперь пишу тексты только на компьютере. Потому что мне сразу видно, как выглядит стихотворение. Визуальный ритм играет огромную роль, как в архитектуре. Ручкой уже не пишу, от юности. Было пару случаев на салфетках, но неудачных. Я пишу глазами, а не ушами. Даже музыку я слушаю глазами — вижу звуки, ноты.

- Что позволяет сонет из того, что не позволяют, может быть, другие жанры?

- Сонет позволяет не задумываться об объеме текста — композиционно он должен быть точен и выверен до предела. В сонете все заранее предопределено. И мне это нравится. Это очень удобно. Словно у меня есть сосуд определенного размера, а наполнить его я могу чем угодно. С другой стороны, сонет не позволяет мыслить невнятно, размазывать идею: Предопределенность формы заставляет автора быть предельно лаконичным и предельно собранным. Сонет убивает лень. И наоборот.

Сонет позволяет стремительно развить и подать читателю образ. Сонетная форма меня вдохновляет именно тем, что можно быстро создать законченный образ, законченное действие, картину в ограниченном пространстве. Неизбежность завершенности — это свойство сонета сильно дисциплинирует и заставляет включать фантазию: слова должны выглядеть богаче, чем они есть на самом деле, а для этого их надо располагать и сопоставлять в тексте таким образом, чтобы коэффициент их полезного действия был максимален.

- Почему именно сплошной? У тебя же большинство сонетов сплошные, то есть на две рифмы.

- Я это делаю специально. Это своего рода авторская идея-фикс. Поначалу мне очень хотелось создать собственный стиль сонета, но когда написал уже полсотни вещей, то вдруг обнаружил, что уже настолько привык к сквозной рифме, что она у меня при написании очередного сюжета возникает автоматически. Я её сразу просчитывал до последней строки. И это было всегда очень мне интересно. Такое журчание рифмы всегда придавало стихотворению какую-то неповторимую элегантность.

- Не является ли это некоторым упрощением и оскоплением поэтической рефлексии, а также фантазии: найдя удачную пару, можно включить словарь рифм и весь его отработать?

- Нет, на сквозную рифму писать сложнее, чем на разные. И еще рифм не так много, как кажется, когда ты написал три сотни сонетов, то практически все рифмы и рифменные вариации у тебя исчерпаны. Это ужас какой-то.

- А ты, кстати, пользуешься словарем рифм, многие поэты стесняются либо пользоваться, либо признаться в этом?

- Конечно, пользуюсь! Правда, не так уж и часто, но, во всяком случае, не стесняюсь этого. Иногда словарь лишь намекает на что-то, выводит из ступора, а рифму ты находишь все равно другую или измененную. Но вообще-то словарь рифм зачастую усложняет работу. Но я им иногда пользуюсь, и не стесняюсь говорить об этом. Как технарь, считаю это нормальным.

- Еще уточню... вот в классическом сонете все-таки рифм больше и, значит, больше вариативности высказывания, нахождения образов, смыслов... Ограниченность сплошного не смущает?

- Да, все правильно, в классическом рифмовании свободы и возможностей, наверное, больше. Но тут есть что-то выше меня — мой дух бунтует, когда я отступаю от сквозной рифмы, мне почему-то кажется, что я упрощаю себе задачу, а мне бы этого не хотелось.

- Нет ли здесь какого-то трюкачества?

- Наверное, есть. Но когда трюкачество повторяется сотни раз, это уже не совсем трюкачество, а, скорее, технология.

- Ты говорил о драматургической конструкции книги. Можешь ли ее описать, определить?

- Сама композиция книги выступает драматургической конструкцией. То есть, завязка, развитие, кульминация, кода и катарсис — все эти события выстраиваются именно как сюжет, схематически и ритмически. Я формировал книгу "Имена года" даже не по темам, а, скорей, по сочетаемости образов и развитию настроений лирического героя, которого не стоит путать с автором.

Если сказать проще, то сюжет в книге похож на сюжет некоего путешествия. Здесь уместно процитировать Юнну Мориц, которая дала блестящее определение конструкции этой книги: "Путешествие, странствие стройных струн — по странам и городам иностранным, но странным образом вся география не иностранствует, не чужеземствует, а постоянно присутствует, как родная речь, у которой сильное геомагнитное поле".

- Кому-то еще это может быть понятно, кроме тебя самого – "эмоциональная композиция"? Тематическая — это понятно, но что "эмоциональная"?

- Здесь речь идет о динамике переживаний героя, сюжет книги выстраивается не только по поступкам героя или событиям, происходящим с ним и вокруг него, но и по его рефлексии на эти события, по настроению, которое перетекает из одной реальности в другую — от ностальгического "Рабочего поселка" через яркие крымские картинки, затем города Европы и прочее. В кульминации общего сюжета книги вселенная сгущается, становится плотнее (раздел "Имена года"), а потом опять расцветает в лирических этюдах. Но кроме этого книга выстроена и по определенному чувственному сюжету: от радостного детства до грустной старости.

В целом же, согласен, что это, может быть, никому не важно и не интересно кроме меня, однако книга выстроена еще и по тематическим разделам, этим проще руководствоваться читателю.

- Есть ли какие-то излюбленные темы? Я, кстати, особо не заметил — кажется, ты пытаешься попробовать все, написать обо всем...

- Излюбленных тем нет, я их выбираю, как правило, импульсивно: захотелось написать про воробья — написал про воробья, захотелось про чернильницу — написал про чернильницу. Выбор темы для меня не важен, но некоторых тем стараюсь избегать. Например, одномерно политических, злободневных. Хотя у меня есть четкая политическая и гражданская позиция, но для стихов эти темы часто бывают совсем неинтересны.

- Есть классический арсенал тем для сонета, потом он расширялся. Вот, например, возвышенная любовь-служение женщине, возведение ее на почти бесплотную высоту, где за ней просверкивает уже Богородица. Это сугубо средневековое, но традиционное для сонета. Сонет часто еще и упражнение в философствовании. Как у тебя со всем этим?

- Да. И у меня как раз есть несколько сонетов, классически вписанных в эту тему — "Ноктюрн", например. Есть две темы, к которым я обращаюсь чаще всего: условно говоря — философская (сонет "Выбор", например) и тема любви.

Юрий Макусинский с супругой Ириной. 1985г.
Юрий Макусинский с супругой Ириной. 1985г.

Философские рассуждения в сонетах — это, как правило, попытка разобраться в отношениях души, ума и сердца. Есть размышления на библейские, евангельские темы. Часто я так же обращаюсь к тривиальным темам — теме времени, сопоставлению конечной человеческой жизни и вечности. Таких стихов много, почти все они собраны в "Акцентах".

Но больше всего я люблю рисовать жанровые картинки, простые сюжеты из повседневной жизни, из детства или юности. Обобщение ярких и выпуклых деталей таких сюжетов позволяет непринужденно заявлять определенную философскую закономерность, выводить некую мораль или эмоциональную идею.

- Традиционный вопрос, но всегда интересный: кто близок в поэзии? Может быть, кого-то считаешь учителями? Какая вообще поэзия тебе близка? И какая не близка тоже?

- Здесь все просто: Пушкин, Цветаева, Есенин — люблю четкую мысль, четкую эмоцию, высокую технику стиха и богатый словарь поэта.

Важен для меня Иосиф Бродский, люблю Юнну Мориц — многому у них научился. Мне очень симпатична техника льющегося стиха, спиральной строфы, завораживает перенос смысла на следующую строчку. Тут нужно упомянуть еще и о том, что Бродский ввел в поэтику понятие словаря первого порядка, то есть — простой, как бы разговорной речи, а особенно — интонации. И еще — эта его синкопированная ритмика — тоже завораживает.

А не близка... не близка поэзия Пастернака, Ахматовой, Евтушенко, например. Трудно даже объяснить, почему. Есть какое-то словарное, вкусовое и даже технологическое противоречие с моей эстетической вселенной. Не моё, и всё.

- Гармония, судя по всему, должна быть для тебя "расчислена"? Вообще — соотношение конструирования, стихотворческой инженерии и порыва, вдохновения — какое?

- А что такое гармония? Мне кажется, что это высшая математика. Работа высокоточного ума в режиме крайнего разгона ресурсов, когда обычная геометрия творческого пространства превращается в геометрию Лобачевского, где параллельные пересекаются. Мне кажется еще, что алгебра — это тоже поэзия, может быть, даже больше, чем поэзия. Поэтому алгеброй и сверяют гармонию. В принципе, любое творчество — это ремесло, которое нужно исполнять умело, точно, качественно.

А вдохновение.. Для меня такого понятия как вдохновение не существует, и я иногда говорю, слегка кокетничая, о технологии, и только о технологии, но на самом деле, конечно, никакая технология не поможет, если не будет трансляции свыше — от Первоисточника, от истинного Творца. Это можно было бы назвать вдохновением, только не общепринятом смысле: в таком вдохновении мало эмоциональной составляющей, больше — умственной, а еще больше — духовной. И возникает такое состояние не спонтанным образом, но после плотной и весьма утомительной работы. Рубишь, рубишь скалу, выдаешь тонны пустой породы, а тут вдруг — золотая жила, и чаще всего не там, где рубил, а совсем в другом месте. Но если бы до этого не рубил пустую породу так долго, то и жила бы не сверкнула.

Очень чувствуется, когда такая трансляция свыше есть, а когда ее нет. Я считаю, что художник — это ретранслятор. Заслуги автора в создании произведения почти никакой, кроме того, что он не зарывает свой талант в землю, а развивает его. Оформляет своим талантом и трудом эту самую трансляцию. Как бы адаптируя ее к миру людей. Меня этот процесс пьянит, необыкновенное удовольствие — разработка рождающегося текста — той самой золотой жилы. В одном стихотворении я пишу, что от вдохновения не плачу по ночам. Да, не плачу, у меня нет творческой лихорадки. Но пишется хорошо, когда я размялся на рубке пустой породы, мозг разогнан, душа мобилизована. Когда поработал часа три-четыре над чем-то, казалось бы, никчемным, а потом вдруг — пошло, зажило, запело. Сначала это ритм, потом появляются слова. Потом сонет возникает вдруг и почти всегда целиком, но как бы в свернутом виде. А написать его — дело техники. Собственно, технология начинает работать уже после того, как прошел этот трансляционный процесс.

- Ты вообще устаешь, ты же много пишешь? И вообще — как много, как часто?

- Нет, не устаю, если увлечен. Вернее, не замечаю усталости. Я могу одновременно просматривать Фейсбук, читать газету "Спорт-Экспресс", пить чай с супругой. И писать. Но я недолго пишу — обычно на сонет у меня уходит часов пять-семь. Почти никогда не откладываю дописывание на следующий день, иногда не могу заснуть, если не дописал сонет. Но если совсем не получается, то откладываю, возвращаюсь месяца через два-три и дописываю. А так — могу писать ночами, днями, хоть по двадцать часов подряд. Пишу не каждый день, примерно раз в неделю, два раза в неделю.

- Что вообще оказывает влияние на твое сочинительство — пьянка, физкультура (у некоторых так бывает), музыка, театр, кино — что? Может, литература какая-то? Философия?

- Да ничего... Когда-то в юности писал из-за девушек, потом перестал — понял, что пленять женщину стихами могут только полные дебилы. Так что ничто не оказывает влияния на мое писательство, даже выпивка. Выпивка даже наоборот — глушит. Да еще и климат у нас в Питере такой, что лучше не пить. Это в Крыму, где культура винопития ближе к французской, вино будоражит воображение, а здесь север — бахнул стакан и упал спать. Какая там поэзия! Музыка, театр, кино? Ну, – косвенно. Литература — скорей, наоборот. Очень редко вдохновляет, даже когда встречаюсь с какими-то хорошими стихами. Единственное, что вызывает желание писать — это вера в Бога. Творчество для меня невозможно без любви к Богу, ко Христу, хотя это и не звучит напрямую в стихах. Надеюсь, что и мне есть, "...что спеть, представ перед Всевышним, мне есть, чем оправдаться перед Ним" (В. С. Высоцкий).

То есть, творчество художественное, и творчество в принципе, я понимаю не как некое бурление души и ума, не возможность демонстрации своей избранности и исключительности перед девушками и друзьями, перед публикой, но как служение Богу в первую очередь, служение людям, стране, городу и семье. Подобное служение проистекает из чувства долга и "страха Божия". Страха — сделать не так и не то, не успеть сделать то, к чему зван и зван ли в принципе, страха напортачить и всё испортить в своей единственной жизни. Ведь это не игра, где можно сохраниться и переиграть неудачный сюжет.

- Но если все-таки обратиться к искусствам, то какие из них твои?

- Мои искусства те, которые первичны. Я не очарован синтетическими видами искусств — кино, театр балет — это не моё. Мои — это музыка, литература, живопись. Эти искусства самодостаточны и не требуют никаких условий для существования, кроме простейших: бумага, краски, голос. Я вот даже к рэпу отношусь хорошо, потому, что это мелодекламация, древний жанр.

- А что, по-твоему, происходит с аудиторией поэзии? Она стала шире или уже? - Больше, чем в наше время — конец социализма? Чем при Советах вообще? Как изменилась роль поэта, его позиция в социуме и вообще — может быть, даже стилистическая позиция? Мне кажется, что посевные площади поэзии расширяются, появились поэты-шоумены — Сола Монова, потом вот — Вера Полозкова, еще какие-то люди в стиле рэп, иногда кажется, что это пребывает в том же жанре, что и обнаженные пляски на шесте. В интернете много тоже вариантов нетрадиционного стихослагательства... Что ты думаешь обо всем этом?

- Аудитория расширяется, стихи читают. Стали читать, снова стали разбираться в поэзии. Почему? Ну, потому, что наступила эстетическая усталость от постмодернового мира, от технологий, рекламы, и те виды искусств, которые первичны, они никуда из человеческих сердец и умов не денутся, потому что они имеют силу прямого действия — сразу в умы и сердца. Это как прямая стимуляция сердца. Это относится к музыке, поэзии и живописи — они действуют напрямую. Вот посмотри, сейчас все театры и музеи, концертные залы и филармонии забиты зрителями, начинается какой-то культурно-эстетический бум, и поэзия шествуют пусть не таким бравурным шагом, но все же. По сравнению с Серебряным веком — гигантская разница, конечно, но тогда не было интернета, радио и телевизора. Досуг надо было чем-то занять, вот и читали стихи. И писали.

Что касается посевных площадей современной поэзии, то возделывать их может и имеет право любой, кто питает интерес к слову. Не в нашей власти руководить литературным процессом, он сам определяет свои границы и смыслы. Тут так — спасать Бога и защищать Его не надо, Он сам нас защищает и спасает. Родина тоже в нас нуждается не в такой же степени, как мы в ней. Так же и в искусстве, особенно, в русском искусстве — оно нас окормляет, а не мы его, пути его неисповедимы и неисчислимы. Оно само потом определит, что было ценного в нашей современной поэзии — традиция или новаторство, шоу или спокойное рассуждение на ту или иную тему. Поэтому я отношусь спокойно к любым экспериментам в поэзии, кроме богохульных.

- Ах да... Зачем пишешь? Ну, вообще — зачем?

- Это просто — не могу не писать. Графомания моя — болезнь тяжелая, и если я не пишу неделю, то мне становится худо.

СПРАВКА

Юрий Анатольевич Макусинский

Русский поэт, режиссер, сценарист. Автор и исполнитель песен для кино.

Родился 8 мая 1958 года в городе Умань, Черкасской области УССР. До 24 лет жил сначала в Вязьме, в Москве, потом в Крыму, далее — в Подмосковье, в Донецке, в Туле и снова в Москве и в Крыму. Трудился в строительных конторах, занимаясь параллельно любительским кинематографом и литературными опытами. Много времени посвящал искусству и технологии фотографирования. В 1983 году переехал в Ленинград. С 1988 по 2001 состоял в штате киностудии "Ленфильм" в различных должностях: режиссер группы видеохроники, оператор, ведущий инженер цеха звукозаписи, начальник видеоцентра (ТВЦ). Преподавал в 1986 году Ленинградском кинотехникуме предмет "Эстетика". Служил доцентом на кафедре киножурналистики СПб ГУКИТ (Университет кино и телевидения в Санкт-Петербурге) с 2011 по 2013 гг. С 2013 года и по сей день состоит в должности старшего научного сотрудника в НИИТИАГ (научно-исследовательский институт теории и истории архитектуры и градостроительства).

В настоящее время живет в Санкт-Петербурге. Образование — высшее: Ленинградский институт культуры по профилю "Руководитель самодеятельной киностудии и фотоклуба". Женат, трое детей.

Стихи пишет с детства. Автор стихотворных текстов для рождественской кантаты петербургского композитора Владислава Панченко "Вифлеемская звезда". Автор четырех книг стихов "Петербургский венок", 1992; "Сочинения", 1999; "Записки горожанина", 2012; "Имена года", 2018, член СП ЛНР (Луганской народной республики)​.

Книга Юрия Макусинского.
Книга Юрия Макусинского.

Юрий Макусинский.

ИЗБРАННЫЕ СОНЕТЫ ИЗ КНИГИ "ИМЕНА ГОДА"

СНЫ О ДЕТСТВЕ

Я вижу дивный сад, едва глаза прикрою,
проделанную мной в штакетнике дыру,
там рвали мы ранет с сопливой пацанвою
и грызли старых слив смолистую кору.

Мне часто снится мать, которой нет покоя —
то стирка, то обед, то дойка поутру,
но веяло от рук ее сосновой хвоей,
крахмалом и бельем, просохшем на ветру.

Я помню, как мой дед военного покроя
гонял меня порой клюкою по двору,
потом водил в поход июльскою зарею
и верить приучал рукам и топору.

И чудно пахла пыль, короткою грозою
к обочинам дорог прибитая в жару.

23.03.2018

НЕВИДИМАЯ БРАНЬ

Отчасти потому, что совесть мне не лжет,
я немощной рукой правопишу глаголы,
пытаясь отстоять мечту у правды голой
и совершить любви нечаянный полет.

Но часто может быть совсем наоборот,
когда творит рука то пошлость, то крамолу,
уму все нипочем — упреки и уколы
от совести моей. Он срамоты неймет.

Так и воюем мы все ночи напролет:
то ум, то совесть вдруг накладывают вето
на действия мои и исполняют соло.
Мне же милей аккорд и нот круговорот,

смиряя боль и суть в гармонии заветной,
я правлю поутру последствия раскола.

17.03.2017

ДОРОЖНЫЙ РОМАНС

Давно прошел любви весенний хмель,
омыл июнь дождями листья клена.
Я прошуршал, как ветер над перроном,
как тень любви, как призрачный апрель.

Вокзал бурлит, гудков виолончель
разлуку исполняет — мы хороним
слова и мысли, полные иронии,
и зыбких грез чудную акварель.

Мой поезд тронулся за тридевять земель.
Подали чай. И к чаю — карамель.
В углу сопит попутчик утомленный.
В окне плывет пейзаж потусторонний,

дорожная включилась карусель,
и я теперь — проезжий, посторонний.

04.03.2018

КАНОН

Откуда плакать я начну теперь,
когда слова закончились, и долу
глаза опущены, и в рай закрыта дверь,
и перед ней стою — больной и голый?

Душа болит. Она рычит, как зверь,
и мечется за грозным частоколом
страстей животных — каинова дщерь,
раба рассудка в плоти долгополой.

Душа моя, рассудку ты не верь —
он обезболивает совести уколы,
лжет красоту ума, как лицемер,
не правды ищет, но творит крамолы.

Молитвой кроткою, душа моя, умерь
свои безумные и прочие глаголы!

22.02.2018

НОКТЮРН

Глаза закрою — вижу образ твой
во сне пленительном: лучистые ресницы
и умный взгляд — насмешливо живой,
в котором блещут райские зарницы.

Мне без тебя — безрадостно. Я злой
и неприкаянный скитаюсь заграницей
ночами душными — и нищий и больной,
на все готовый. Даже застрелиться.

Но я воскресну и вернусь домой
из странствия. Перелистну страницу,
где жизнь, как сон — сплошные небылицы.
Вернусь к тебе — единственной, одной,

неповторимой, ласковой, родной —
чтоб навсегда и в этот раз влюбиться.

10.02.2018

ГОРОДСКОЙ ОТШЕЛЬНИК

Я постигаю мир, не выходя из хижины,
и говорю лишь то, что мне теперь положено,
сжата душа, как газ, и под давленьем сжижена,
всякая втуне мысль поймана и стреножена.

Ты не найдешь меня, девочка моя рыжая,
ни в городском саду между пивными рожами,
ни на краю земли с ангелами бесстыжими,
любящими меня и на тебя похожими.

Только как никогда стали с тобою ближе мы
именно потому, что не касаясь кожею,
каждый в своем раю любим чужого ближнего —
я, например, люблю выдуманную прохожую.

Может случиться так, что скоро тебя увижу я:
вечером ты войдешь в маленькую прихожую.

23.12.2017

ДИПТИХ СЛЕВА

На том берегу, где веселые птицы живут,
где воздух во рту словно сахар стремительно тает —
там стонет душа, как в ночной кочегарке мазут,
и топит в портвейне свои неказистые тайны.

На той стороне, где забытые песни поют,
где звякает осень серебряной ложечкой чайной,
там живы друзья — просто вышли на пару минут
во двор покурить. И вернуться забыли — случайно.

И ты не вернулся, остался безвыездно тут —
на плоском экране вселенной своей виртуальной,
пустые трамваи тебя никуда не везут,
петляя в тумане по площади не привокзальной.

Расписан давно по секундам твой здешний маршрут:
подъем, сигарета, работа, пилюли и спальня.

21.11.2017

ДИПТИХ СПРАВА

На том берегу, что по-прежнему грозен и крут,
озоновый воздух как омут кишит чудесами,
гуляют березки с распущенными волосами
и словно русалки к приезжему молодцу льнут.

Бревенчатых стен деревенский прокисший уют,
здесь пахнет капустой и тикают ходики, сами
себе удивляясь поют петухи над часами,
пусть крестиком вышиты, но — как живые поют.

По улице пыльной лениво коровы бредут,
и кашляет дед, шевеля золотыми усами,
старушки в сельпо, где чугунные гирьки с весами,
о госте столичном успешно ведут пересуд.

Ты с детством готов поменяться на раз адресами
на том берегу, где не помнят тебя и не ждут.

21.11.2017

ОСЕННИЙ ВЕЧЕР

И все бы ничего, да моря — нет,
и солнце гаснет как-то осторожно,
и обволакивает душу томный свет
осенней ночи, словно жир подкожный.

Скрипит на кухне старый табурет,
жена ворчит и со здоровьем сложно,
и лето вышло до весны в декрет —
царят в природе дождь и бездорожье.

Мне ехать некуда. Я загляну в буфет,
налью вина и лето подытожу,
что было ласковым ко мне за много лет,
и я к нему был расположен тоже.

Теперь без разницы — закат или рассвет:
мне снова спать до полудня возможно.

25.09.2017

ОДА КРЫМУ

Бодрит страна коллекционных вин —
враз изгоняет скуку, желчь и сплин
из организма, ждущего с тревогой
сюрпризов от нехоженой дороги.

По стариковски не сгибая спин
мы в горы тащимся — устали от равнин,
на всяком камне отдохнув немного,
за то, что живы, прославляем Бога.

О Крым — ты рай! Я твой заблудший сын,
твой менестрель, твой преданный акын.
Ты — моя юность в белоснежной тоге,
сюжет любви без утренней изжоги.

Ты — мой роман. Единственный. Один.
С веселою развязкой в эпилоге.

20.09.2017

ПОРТУГАЛИЯ

Там — океан вздыхает обо мне,
там золотятся облаки, как дыни,
там нет меня и ныне и в помине —
в прекрасной и загадочной стране.

Там хлопковые стены. По стене,
как миражи в молитвенной пустыне,
сюжеты азулежу — охра в синем:
пастушка, замок, рыцарь на коне.

Там светится волшебная вполне
часовня на задумчивой вершине,
там где-то — пляж, и девушка в бикини
резвится рыбкой в голубой волне.

Я кофе пью. Все прочее — во сне
как будто португальского Феллини.

12.08.2017

ПОРТО

Край азулежу — зной и кобальт в атмосфере
серебряных веков, где образы все те же:
Алехин пьет портвейн на берегу Дуэро,
и эмигрант-трубач с утра почти безгрешен.

У города в глазах — младенческая вера
о том, что смерти нет, и быт его неспешен,
как эйфелевый мост уютно безразмерный,
как черепичных крыш изысканный джем-сейшн.

В веселой пестроте беззвучен только серый,
здесь неуместный цвет. Зеленый воздух нежен.
В лиловом и бордо гуляют кавалеры
и дамы — не в ландо, а без манто и пеши.

И чайка Ливингстон работает курьером
из Порто в Петербург, чтобы меня утешить.

11.08.2017

РУССКИЙ ЯЗЫК

Язык мой — друг мой, альфа и омега,
мой космос, воздух, пища для ума,
садов пасхальных праздничная нега
и вешний город — люди и дома.

Язык мой — ключ и средство для побега
из той страны, где вечная зима,
где бес немой влечет меня по снегу
в безмолвие — там тишина и тьма.

Язык мой — порт для утлого ковчега,
сердечный компас в бури и шторма,
надежный кров для ужина с ночлегом,
сама любовь. И просто — жизнь сама.

Язык мой — русский. Вечности коллега.
Даров несметных Божьи закрома.

24.05.2017

ВОСЬМОЕ МАЯ

Весь день молчу — задумчивый и строгий,
пью только чай и ритму сердца внемлю,
смотрю в окно — там солнце греет землю
и май бредет куда-то по дороге.

И так мне хочется пожить еще немного,
пока искрит души веселой кремний,
и выпить водки — с теми и не с теми,
гостей с утра встречая на пороге.

За то, что слова не лишен, и слога,
и вкуса к жизни, и любви нетленной
к родным и близким, и ко всей вселенной,
за старость мудрую, за ясность эпилога —

прекрасных муз седой военнопленный,
благодарю за все смиренно Бога.

08.05.2017