 Прошлое предательство обернулось сегодняшней войной. |
|
Сказал Александр Иванович, что "спецоперация" направлена против жидобандеровцев. Интересно, догадывается ли об этом главком? Или хотя бы "жертва Холокоста" Соловьев. А мысль интересная. Можно выйти из конфликта без потери лица, раскрыв заговор "спецслужб", которые преследовали свои нехорошие цели, объявить "водяное перемирие", ввести "голубые каски", которые обеспечат окончательный мир и спокойствие, а конфликтующие стороны компенсируют моральный ущерб потомкам жертв Холокоста, устроенного в свое время Богданом Хмельницким. Для компенсации вполне сгодится Крым и близлежащие области. И мир воцарится, и согласие…
Здесь еще некоторые утверждают, что пока говорят пушки, надо заткнуться и не бросать тень на свой плетень, пока все не закончится, ибо свой своему поневоле брат. А если б беловежским упырям вздумалось провести госграницу поперек Воронежа, с какой стороны были бы свои при таком раскладе?
Закончить, тем не менее, хочу на мажорной ноте военно-патриотического стихотворения.
СЛЁЗЫ ОЛИГАРХА
Четвертые сутки пылают станицы,
Летают "Кинжалы", работает "Град".
А где-то в Париже, а может быть в Ницце
Под бременем санкций грустит олигарх.
Скучают в альковах забытые бабы,
"Камю" презирая, он пьет "Полугар".
Прощайте поставки, подряды генштаба.
О Родине милой грустит олигарх.
Мелькают Арбатом знакомые хари,
С аллеи цыганки заходят в кабак.
Теперь что осталось? Бренчать на гитаре.
И поздно нести десятину в Хабад.
За что нас подставил товарищ Верховный?
Ведь каждый исправно откаты платил.
От сна векового проснулась "Аврора"
И в ту же воронку снаряд угодил.
P.S.
Межнациональный коктейль Молотова на Украйне по рецепту Н.В. Гоголя из "Тараса Бульбы".
"— Я сейчас расскажу, — сказал Янкель, — как только услышал я на заре шум и казаки стали стрелять, я ухватил кафтан и, не надевая его, побежал туда бегом, дорогою уже надел его в рукава, потому что хотел поскорей узнать, отчего шум, отчего казаки на самой заре стали стрелять. Я взял и прибежал к самым городским воротам в то время, когда последнее войско входило в город. Гляжу, впереди отряда пан хорунжий Галяндович. Он человек мне знакомый: еще с третьего года задолжал сто червонных; я за ним, будто бы затем, чтобы выправить с него долг, и вошел вместе с ним в город.
— Как же ты вошел в город, да еще и долг хотел выправить! — сказал Бульба, — и не велел он тебя тут же повесить, как собаку?
— А ей-Богу, хотел повесить, — отвечал жид, — уже было его слуги совсем схватили меня и закинули веревку на шею, но я взмолился пану, сказал, что подожду долгу, сколько пан хочет, и пообещал еще дать взаймы, как только поможет мне собрать долги с других рыцарей; ибо у пана хорунжего, я все скажу пану, нет ни одного червонного в кармане, хоть у него есть и хутора, и усадьбы, и четыре замка, и степовой земли до самого Шклова, а грошей у него так, как у казака, ничего нет. И теперь, если бы не вооружили его бреславские жиды, не в чем было бы ему на войну выехать. Он и на сейме оттого не был…
— Что ж ты делал в городе? видел наших?
— Как же, наших там много: Ицка, Рахум, Самуйло, Хайвалох, еврей-арендатор…
— Пропади они, собаки! — вскрикнул, рассердившись, Тарас, — что ты мне тычешь свое жидовское племя! я тебя спрашиваю про наших запорожцев.
— Наших запорожцев не видал, а видал одного пана Андрия.
— Андрия видел? — вскрикнул Бульба, — что ж он? где видел его? в подвале? в яме? обесчещен? связан?
— Кто же бы смел связать пана Андрия? теперь он такой важный рыцарь… далибуг, (ей-богу (польск.)) я не узнал. И наплечники в золоте, и на поясе золото, и везде золото, и все золото; так, как солнце взглянет весною, когда в огороде всякая пташка пищит и поет и всякая травка пахнет, так и он весь сияет в золоте, и коня ему дал воевода самого лучшего под верх: два ста червонных стоит один конь.
Бульба остолбенел.
— Так это выходит, он, по-твоему, продал отчизну и веру?
— Я же не говорю этого, чтобы он продал что, я сказал только, что он перешел к ним...
— Слушай, пан, я все расскажу пану, — говорил жид, — а как только услышал я шум и увидел, что проходят в городские ворота, я схватил на всякий случай с собой нитку жемчуга, потому что в городе есть красавицы и дворянки; а коли есть красавицы и дворянки, сказал я себе, то им хоть и есть нечего, а жемчуг все-таки купят. И как только хорунжего слуги пустили меня, я побежал на воеводин двор продавать жемчуг. Расспросил все у служанки-татарки: "Будет свадьба сейчас, как только прогонят запорожцев. Пан Андрий обещался прогнать запорожцев".
— И ты не убил тут же на месте его, чертова сына? — вскрикнул Бульба.
— За что же убить? он перешел по доброй воле. Чем человек виноват: там ему лучше, туда и перешел".
