 |
|
СКРОМНОСТЬ – ЭТО ПОРОК
Двигают им два биологических фактора: уничтожение следов пребывания своего предшественника и обозначение пребывания своего, с подчеркиванием своих выдающихся качеств и особенностей. Вы помните это по выдающимся произведениям Джека Лондона: новый медведь царапает деревья, оставляет свой запах и так далее, да старается повыше, да посильней сделать, чтоб другие боялись.
Мебель в кабинете меняется на более новую и дорогую, современную и стильную. В ход идут фотографии в дорогих рамках, на которых начальник с кем-то из великих. Например, просто рядом и все в галстуках или, напротив, в непринужденной обстановке, на охоте, к примеру, или после охоты. Последнее, кстати, гораздо круче. Все те же лица, все опять в галстуках… в галстуках и с вениками… ну, потому что в бане.
Пару таких фото, и можно с уверенностью полагать, что жизнь удалась. Также на стенах развешиваются достижения владельца во всевозможных областях, начиная с кружка юных натуралистов-ботаников и кончая вторым местом по шашкам в чемпионате оленеводов Якутии. В краткой и ненавязчивой форме вошедшему открывается славный и непростой путь начальника - от барабанщика в пионерлагере до сегодняшних дней.
Вот он на черно-белой фотографии, с пожелтевшими от времени краями, самозабвенно стучит в барабан на открытии лагеря. А вот он в институте, наклонился к седому ректору в очках и делает то же самое, но уже без барабана. Вот он на выставке в Варшаве с красным значком СССР в петлице, а вот уже изрядно располневший в ковбойской шляпе и сигарой в зубах на фоне Капитолийского холма в Вашингтоне. Можно с уверенностью сказать, что хороший кабинет должен быть музеем, в крайнем случае, экспозицией, посвященной его владельцу. И есть в этом глубокий и местами затаенный смысл, но о нем, как вы уже догадались, в другой раз.
Одновременно со сменой стиля и дизайна идет подбор секретарши и толкового зама, который будет высвобождать время шефу для общения с этой секретаршей, которая будет подкидывать шефу новые идеи, воплощение которых шеф будет поручать опять же толковому заму. Толковый зам и секретарша обычно с радостью соглашаются на предложение о работе. Секретарша, поскольку все это знает, а зам, поскольку даже и не догадывается об этом.
ЧЕМ МОЖЕТ УПРАВЛЯТЬ КУХАРКА, ЕСЛИ ЕЙ НЕ МЕШАЕТ СЕКРЕТАРША
У Бугристова все было несколько проще, и по-другому. А как вы помните, был он теперь не только владельцем поджарого стаффорда, но и владельцем некого ночного заведения, которое в недавнем прошлом пользовалось популярностью у определенных нетрадиционных слоев и прослоек, а правильней было бы сказать, голубоватых вкраплений в наше население. Кабинет в бывшей "Двушке" (называлось заведение так раньше) ему понравился, и он только попросил поменять оранжевый диван на черный. Дубовый стол и огромное кожаное кресло тоже пришлись по вкусу, а вот Куперу нет. Понял Купер, что за такую мебель хозяин может нарезать из него стелек, а грызть в кабинете больше было нечего. С замом у Бугристова тоже не было заминки. Им Бугристов назначил Хорева. И может вам показаться, что было это скоропалительное решение, не продуманное и способное родиться только в голове у Бугристова, напрочь отбитой кик-боксингом. Но не торопитесь с выводами.
Да, Николай Себастьянович Хорев – был обычным водопроводчиком, любящим хорошо выпить, вкусно закусить и всё такое. Но краны у него в районе не текли - это раз. То есть был он исполнительным и ответственным. Потасовку, благодаря которой клуб плавно перекочевал из рук незадачливых коммерсантов в объятья Бугристова, начал именно он. Это два. Каждая микрорайоновская собака знала кто такой Хорев, и всякая уважала. Обстановкой в районе владел Хорев не хуже участкового, а может, даже, и лучше, поскольку людей Хорев любил, те это чувствовали, и душу ему не раз раскрывали. Душевный был он человек, одним словом. Это три. Особенно на это и делал ставку Бугристов в плане привлечения клиентуры, да и армейские годы заодно вспомнил. Читывал тогда Бугристов в ленинской комнате, ну, когда до дембеля чуток оставалось, что каждый может управлять государством, даже кухарка. Кто это изрек, Бугристов не помнил, но помнил, что другого автора книг там не было. Посмеялся он тогда, представляя, как кухарка в колпаке и поварешкой в руках выступает перед министрами, а в конце говорит: " …а на десерт у нас…", посмеялся, но запала ему эта мысль…
А вот с секретаршей у Бугристова не прокатило. Галка - его супруга, бывшая модель, мастер спорта по волейболу, голубоглазая, блондинистая и многословная, в этом вопросе проявила недюжинную интуицию, и если с наличием официанток она как-то смогла смириться, то с секретаршей устроила форменный скандал. Закончила она его словами: "Заводи кого хочешь, а пса я твоего отравлю!" По больному резанула она! Знала Галка, как надавить на супруга, хотя надавливать больше некуда было, был Бугристов во всем остальном бугристым.
Купер присутствовал при этом разговоре, и с мольбой смотрел на своего хозяина. Именно Галка нарезала ему по утрам мяса. Конечно, Купер не верил, что Галка может его отравить - любила Галка Купера побольше Бугристова, показная была эта нелюбовь её, но что на пару отбивных он получит меньше, не сомневался. Купер давно уже научился угадывать наличие или отсутствие катаклизмов в семье по качеству и величине утренней порции. Купер перестал подпирать головой стену и в упор посмотрел на Бугристова: "Что ты уперся с этой секретаршей? Что тебя все легализовать-то тянет? Рекламы что ли насмотрелся? Мотылек ты мой накачанный! Чем тебе так-то с рыжей твоей плохо?!!", - чуть не выдал хозяина Купер, но вовремя перешел на лай.
Не понявший намека Бугристов попытался еще раз убедить Галку и начал ей растолковывать про социальный статус и его атрибутику, про общественное мнение и устоявшиеся оргштатные схемы и устройства. Причем коротко так сформулировал, доходчиво, женщина ведь! Так и сказал: "У всех есть, а я что, как лох, что ли буду?" Нет! Не убедил! Как говорится, у женщин свои секреты, и мозги, значит, тоже. Своих не вставить. Плюнул Бугристов и согласился. В следующий раз, прочитав штатное расписание, Галка не увидела должности секретаря, а на появившуюся должность "администратора" не обратила никакого внимания. Довольная этой победой (а их у Галки с Бугристовым до этого было всего две: свадьба и отказ удочерить кореянку восемнадцати лет), она принялась звонить подруге - хвастать радостью. Звонила она Полине – жене лучшего друга Бугристова – бизнесмена Картофелева, поскольку проблемы этого свойства были ей близки, понятны и злободневны. Морда, лежавший неподалеку от Полины на диване, слышал в трубке, как лаял Купер, и картину представлял себе куда более достоверно, чем Полина. А когда Галка начала рассказывать как Бугристов в слезах стоял перед ней на колеях и просил простить, просто грохнулся с дивана от смеха и закатился под журнальный столик…
ЖИВИ, ГДЕ ЖИВЕШЬ, И РАБОТАЙ, ГДЕ РАБОТАЕШЬ
Свою работу в клубе Бугристов начал с того, что собрал коллектив бывшей "Двушки" и вкратце изложил ему свою концепцию: " Никаких п… и кирзовых сапог! Клуб для нормальных людей! С собаками вход разрешен! Остальное - в рабочем порядке!". Потом Бугристов попросил Хорева составить список сотрудников с указанием наличия домашних животных - хотел Бугристов провести некие кадровые перестановки. Считал Бугристов, что у кого дома нет животины какой – не место ему тут, а ежели у человека собака была, да еще и воспитанная правильным образом, то быть тому на рулящей должности. Исключение составлял только Хорев. У Хорева был кот, но, по его уверениям, шибко умный – умел тот открывать холодильник и приносить банку со шпротами, чтобы открыли. Раздав еще пару ценных указаний, Бугристов поехал с Купером фотографироваться для интерьера. На том собрании по причине опоздания не присутствовала мадам Окрошкина и не увидела она Бугристова, а он ее. Оттянулась та встреча на некоторое время, но понятно, что должна она была состояться рано или поздно.
После собрания Окрошкину в клубе ждал выбритый и не в меру наодеколоненный Хорев, решивший начать свою деятельность с укрепления трудовой дисциплины и вклеить опоздавшей по первое число или даже по второе. Хорев был в своем кабинете, в галстуке и в задумчивости, поскольку совершенно не знал, как это делается. Но решил, что делать это нужно непременно суровым голосом и обязательно с какой-нибудь бумагой в руках. Сдвинув, насколько было возможно, брови и взяв в руки меню, Хорев приготовился к серьезному разговору с Окрошкиной. Но Люба влетела к нему в кабинет только через час, и Хорев успел даже чуток задремать и поэтому был застигнут врасплох.
Виновато склонив голову и стаскивая на ходу белый пуховой платок, Люба медленно подошла к столу начальника. Хорев исподлобья оглядел пышную фигуру Окрошкиной и начал нервно стряхивать снежинки с бумаг, что падали с ее волос. Близко подошла к нему Люба, ну очень близко. Так близко, что Хорев отчетливо почувствовал и холод с улицы, и запах мускуса "Гипнотик Пуазон". Как называются духи, он, конечно, не знал, но что "Гипнотик", догадался. Стряхивание затянулось, но в голову Хорева так ничего путного прийти не успело. Там кружились только обрывки фраз: " … мой тип…как у Зинки из 45-й квартиры…где живешь, не живи, где … а живем-то, в общем, один раз…". Окрошкина смотрела на него сверху вниз и нагло улыбалась. "С наступающим!" - наконец прервала молчание она и, нагнувшись, заглянула застывшему Хореву прямо в глаза. Себастьянычу в этот момент показалось, что видит Окрошкина его насквозь, вместе с его помыслами, замыслами и умыслами. Ему стало неловко, и он густо покраснел, так как в голову, как назло, пришла особенно неприличная мысль. "В следующий раз не опаздывайте!", - только и смог буркнуть Хорев и, проводив Окрошкину пожирающим взглядом, опять уткнулся в меню, пытаясь сосредоточиться и понять, что же такое означает слово фондю* и на хрен оно вообще нужно…
КАКОЙ ЖЕ ПРАЗДНИК БЕЗ СКАНДАЛА
Снежинки, проделав массу фигур высшего пилотажа и превратившись в маленькие льдинки, с упорством камикадзе врезались в лица прохожих. Розовощекие лоточницы переминались в серых валенках и нещадно округляли сдачу в свою сторону, а трудовой энтузиазм страны угасал с каждым днем. Все говорило о приближении Нового года.
Бугристов решил приурочить открытие клуба к этому всенародному празднику, поэтому торопился сам и торопил других, но последние штрихи все равно были доделаны только 31-го утром.
К вечеру этого же дня к клубу начали съезжаться приглашенные, а были это все друзья Бугристова. Приехал Рахметович с Лейком в новом кожаном ошейнике и супругой в вечернем и полностью закрытом платье. Приехал профессор Болятский с двумя подвыпившими академиками и одной новой, притягательно несмышленой аспиранткой. Аспирантка была с парой смешных косичек и в больших круглых очках, которые почему-то постоянно запотевали. Она не уставала их протирать и заразительно смеялась при этом. Бугристов, сталкивался с этой проблемой в армии, когда бегал в противогазе, поэтому без церемоний предложил ей кусок мыла, чтоб протерла. А Купер вспомнил, как Картофелев в Египте натирал слюной маску для дайвинга, чтоб не потела под водой. Слюни ему, конечно, в избытке предоставлял Морда. Но аспирантка не стала брать мыла у Бугристова и аккуратно обошла виляющего хвостом и пускающего слюни Морду. Она просто сняла очки, но смеяться не перестала. Теперь она смеялась, когда путала без очков Болятского с другими мужчинами и хватала их под руку.
Болятский злился, справедливо полагая, что зрение у нее не такое уж и плохое и делает это она с умыслом. Последними на вечеринку прибыли Картофелев с Полиной, пребывавшей в дурном настроении, а Морду Картофелев отвез в клуб раньше. Дело было в том, что накануне они сильно повздорили. Нет, не с Мордой, конечно, с Полиной! И было бы удивительно, если бы этого не случилось. Полина узнала от супруга, что в клуб приглашен и Забубенин. Это ее сильно беспокоило, так как не была она уверена в своем тайном друге по части конспирации. Боялась Полина, что сморозит гаишник какую-нибудь глупость и выдаст их отношения с потрохами. Картофелев тоже был в раздумьях, но по другому поводу. Его успела озадачить девушка по имени Ева. К скандалам дома теперь добавились и ее истерики. А первая была по поводу Нового года. Никак не хотела Ева праздновать его тихо, по-человечески, по-домашнему. Картофелев, желая сделать Еве приятное, даже купил ей билет до Мариуполя, где жила ее мама, и даже пообещал проводить до поезда. Но Ева порвала билет и, бросив ошметки ему в лицо, разметалась по подушкам в рыданиях. Вот и думал Картофелев, как и под каким соусом пригласить ее в клуб. Соус должен был быть съедобным и понравиться Полине, в противном случае не проглотит она крендель под плохой приправой.
Короче, Полина и ее супруг Картофелев были на взводе, и для скандала не хватало малого. И малое, конечно, нашлось. И, конечно, это был наш в меру упитанный бульдог Морда. Он даже нечего и не понял, когда вдруг получил оплеуху от Полины. Он мирно спал, свернувшись калачиком, и по обыкновению пускал слюни. Ну, такие, милые, с маленькими пузырьками. Откуда же он мог знать, что тряпка, которую он стащил и на которой развалился, была свежекупленным вечерним платьем Полины, да к тому же приготовленным для встречи Нового года? Картофелев, конечно, вступился за Морду, тактично попросив Полину не портить псу настроение перед праздником, мол, у него и так нос не совсем мокрый и взгляд какой-то грустный. То есть по-нормальному он ей все объяснил. А Полина, которая по-нормальному не понимает, ответила, что в этом доме ее настроением не интересуется никто, все думают только об этом жирном хрюнделе, как он пожрет, по…, и по…, всем на нее наплевать и, посоветовав Картофелеву целоваться со своим бульдогом, разразилась ревом, закрывшись в ванной. Выманить ее оттуда Картофелеву удалось только через час и только обещанием купить два новых наряда.
ШТИРЛИЦ О ПРОВАЛАХ В ПАМЯТИ
Ровно в одиннадцать Купер с Мордой с рычанием потянули за веревку, и полотнище, прикрывающее вывеску клуба, под праздничный фейерверк полетело вниз. На крыше клуба красными неоновыми буквами в пару метров зажглась надпись: "У Купера". Все дружно зааплодировали, а Морда с Купером принялись рвать упавшую тряпку в клочья, и никто им в этом не мешал. Морда на миг отвлекся и, прочитав вывеску, с укором посмотрел в глаза своему хозяину. Картофелев сконфузившись, только развел руками. Но по-настоящему праздник был испорчен, когда Морда зашел в клуб. Все стены были увешаны фотографиями Купера, его разными сертификатами и дипломами (наверняка, куплены – подумал Морда), а посередине на подиуме висела настоящая тарзанка, на которой Купер сразу же повис, вцепившись зубами. Единственным утешением для Морды стала египетская серия фотографий. На этих фото Купер был с Мордой. Обозвав про себя бесившегося на тарзанке Купера придурком, Морда остановился и стал их рассматривать, с упоением вспоминая те жаркие деньки, когда они с хозяином были вдвоем. Проходящая мимо Полина тоже остановилась, но потом "случайно" наступила на лапу Морде и пошла к столу. У нее фотографии вызвали, видимо, другие ассоциации. Морда тяжело вздохнул и, похрамывая, пошел к Куперу жаловаться на жизнь.
Все уже сидели за праздничным столом, когда в клуб пришел Забубенин, немного удивив всех своим видом. Был он без фуражки и полосатой палочки, но в сером костюме и ярко-синем галстуке, который приятно подходил к его глазам. К слову сказать, галстук Забубенину подарила Полина. И самое необычное, что был он не один. Был он с девушкой. А звали ее Ева. Да, да, та самая! Она вела на поводке Оззи, а он Мордульчика. Забубенин сбивчивым голосом представил ее как свою знакомую и, не смотря никому в глаза, сел рядом с Рахметовичем, предоставив Еве самой выбирать себе место. И Ева, конечно, села напротив Картофелева, напрочь сбив тому дыхание и взвинтив пульс. Рахметович, Болятский и Бугристов, проявляя мужскую солидарность, как могли, поддерживали легенду Забубенина и знакомились с Евой по второму разу, а Купер с Мордой даже рыкнули на нее для приличия. Болятский, правда, не упустил возможности и, представляясь, язвительно улыбнулся, но Полина этого не заметила. Она и так ковыряла вошедшую взглядом, подумывая поменять взгляд на вилку. Ей с трудом верилось, что у Забубенина может быть такая сексапильная подружка, а вот в том, что муж положит на такую глаз, она была убеждена.
Ева отвечала Полине лучезарной улыбкой и небрежно поправляла кулон на вызывающе открытой груди. Брильянт в кулоне при этом неприлично вспыхивал миллионами лучей, которые так и норовили поцарапать сетчатку супруги Картофелева (здесь уместны аплодисменты незамужних девушек). Как вы понимаете, кулон тот был подарком Картофелева. До Картофелева у Евы была только авторучка от Болятского, сломавшаяся на второй день. Картофелев старался не обращать внимания на эту дуэль и со скучающим видом также "познакомился" с Евой. Ева при этом привстала из-за стола и нагнулась вперед, чтобы пожать ему руку. Бизнесмен рефлекторно подорвался навстречу. В результате оба сделали чуть более половины пути, их разделявшего. В это время Рахметович попросил Полину передать сациви, и, к счастью, не видела она этого. Не видела она и как Картофелев вытер темно-красную помаду. Когда же Полина повернулась, то Ева уже сидела на месте и продолжала лучезарно улыбаться. Картофелев же с энтузиазмом накладывал рыбный салат Болятскому, который с недоумением смотрел на бизнесмена, потому что терпеть не мог рыбу и никакого салата не просил.
Наконец, грянули куранты, и в зеркальный потолок полетели пробки от шампанского. Купер от неожиданности грохнулся с тарзанки, а Морда чуть не подавился под столом куском сервелата. Несмотря на усилия чокающихся, все бокалы остались целы и лишь мелодично зазвенели. Полина еще раз украдкой оглядела присутствующих, а особенно Еву и аспирантку Болятского, и на всякий случай смачно поцеловала супруга (а здесь уместны аплодисменты замужних женщин). Тот почему-то почувствовал себя неудобно и не к месту притворно рассмеялся. Бугристов, сидевший рядом и понимавший истинную причину, не удержался и заржал по-настоящему. При этом он случайно толкнул локтем Забубенина. А много ли Забубенину надо? Поперхнулся Забубенин шампанским и освежил "Рюинаром" рядом сидящих. Те, кто сидел подальше, принялись дружно смеяться. Аспирантка буквально зашлась в истерике и попыталась вытереть выступившие слезы галстуком Болятского. Тот принялся его вырывать и попал локтем в оливье. Через мгновение смеялись уже все, а еще через одно никто не знал почему. Да никто и не задумывался об этом. Напряженка за столом была снята, и началось новогоднее веселье. Над столом опять повис гул из смеха, шуток, бряцанья вилок и звона бокалов. Аспирантка уже веселилась вовсю и норовила поцеловать Болятского в лысину. Тот, криво улыбаясь, пытался увернуться, но это у него плохо получалось, и скоро он был похож на мухомора-альбиноса. Морда под шумок стащил со стола баранью ногу, а Купер опять повис на своей любимой тарзанке.
Как водится, после пары рюмок курящие, угощая друг у друга сигаретами, вышли из-за стола размяться. А когда Картофелев перестал отбирать у Морды остатки барана (жирная пища - Мордуше будет потом плохо) и поднял голову, Полина уже курила с Евой, оживленно болтая о чем-то. Чем кончится эта болтовня, Картофелев не знал, а поэтому налил себе полный стакан водки и залпом выпил. Бизнесмен уже доверху налил второй, когда Полина окончила курить и неторопливой походкой направилась обратно за стол. С удивительно незлым выражением лица она подошла к Картофелеву и как ни в чем не бывало села рядом. "Ну, мне все понятно, - улыбаясь, наконец, сказала она побелевшему Картофелеву, - Забубенин-то наш, коррупционист оказался. Знаешь, как он эту мымру склеил?! – и, не дожидаясь ответа, продолжила, - пообещал ее тачку со штрафстоянки вытащить! Вот!" Картофелев с облегчением выдохнул и, маханув второй стакан, весело шлепнул Полину пониже спины. "Да, а нам-то какое дело!" - весело сказал он и пустился в пляс. А танцевали уже все. Кто как хотел, с кем хотел и как мог. За столом сидел один Забубенин. Водка загрузила его постриженную бобриком голову и он, обхватив ее руками, беззвучно шептал: "Я должен… я должен это…". Но на него никто не обращал внимания. Все веселились пополной, поэтому никто не спросил, кому он должен, много ли и можно ли не отдавать…
Расплавленный сыр с вином (коньяком, можно с водкой, если в России), чесноком, корицей и т.д. Употребляется маканием кусочков хлеба на специальных вилках. По традиции, тот, кто упускает свой кусок - залезает под стол и кукарекает. Учитывая Российские традиции, рекомендуем какуреканье заменить на кваканье.
Продолжение следует
