Общество
25 ДЕК. 2012 | 12:21
Я была на войне. Часть первая.

Я беседую с женщиной. С военным корреспондентом. Она пока не готова раскрыть свое настоящее имя. За ее голову не назначены боевиками награды, она не знает военных тайн, ей вроде бы незачем маскироваться. Но она носит в себе кое-что поважнее всех военных тайн – то, что может знать о войне только женщина. Видевшая ужас и лишения, смерть и ожидание смерти, безумную логику "миротворческих операций", она немножко пугается своей подписи под тем, что считает слишком личным.

И все-таки этот разговор состоялся. Возможно, в конце нашей беседы моя собеседница назовет себя. Считаю, что это будет зависеть и от читателей "Контекста".

- Скажи, когда началась твоя война?

- Вроде бы простой вопрос. А ответить на него однозначно не получается. Я долго думала об этом, но так и не определилась.

Формально - война началась в декабре 1994 года, когда мой ныне условно покойный муж ушел добровольцем в Чечню. Я была еще школьницей, и, вглядывалась в выпуски новостей по телевизору, надеялась заметить, разглядеть его. И на почту за письмами ходила каждый день, хотя их привозили по вторникам и пятницам. Добрая женщина, которая выдавала корреспонденцию до востребования, узнавала меня и говорила: "А вам ничего нет".

Война в том качестве, как я ее понимаю, меня коснулась летом 1996 года. Тогда пришел из армии мой "друган", товарищ моих детских игр, с которым мы делили свои полудетские тайны. Он вернулся с войны и принес ее в себе: черноту, боль, то, что я, кажется, безошибочно чувствую теперь в мужчинах.

Он был снайпером. И попал в нашумевшую историю. Их командира тогда боевики выкрали, пытали, изуродовали тело и подкинули ребятам. А они от горя похватали стволы и выскочили палить во что придется. Пришлось - в автобус с беженцами… Не знаю, как потом улаживали скандал, как выкручивались, но уже дома, здесь, мой друг звонил мне по ночам и плакал: "Я их вижу! Закрываю глаза и вижу". И я разговаривала с ним часами, пытаясь утешить, успокоить, удержать.

Потом был мой одноклассник, мой друг, с которым мы торчали в гараже, слушали музыку, мечтали о чем-то... я не помню, о чем. Мы провожали его в армию, и мне было отчаянно страшно его отпускать. Я плакала тогда и говорила ему: ты же все забудешь, ты себя забудешь, меня, наши мечты.

Молодость - та еще оптимистка! Мне не было страшно от того, что моих друзей могут убить. Пугало то, что они мертвеют изнутри. А мои собственные командировки в горячие точки начались лет десять спустя, и это было далеко не так страшно.

- А тогда?

- После первой чеченской кампании у нас в городе появилось немало выходцев с Северного Кавказа. Были и женщины с детьми, а были - мужчины с натертыми плечами. Я знаю, мне рассказывали санитары из больницы.

Все одноклассники моего ныне условно покойного мужа вернулись из армии, и все они прошли через Чечню, только один был на границе с Дагестаном. Ребята относились ко мне... как к своей, что ли. Ведь я все-таки выходила мужа после тяжелого ранения, подняла на ноги, снова научила говорить… Так что они не стеснялись вспоминать о чем-то "оттуда" - при мне. Не боялись казаться слабыми, показывать свою боль.

Normal 0 false false false RU X-NONE X-NONE MicrosoftInternetExplorer4 /* Style Definitions */ table.MsoNormalTable {mso-style-name:"Обычная таблица"; mso-tstyle-rowband-size:0; mso-tstyle-colband-size:0; mso-style-noshow:yes; mso-style-priority:99; mso-style-qformat:yes; mso-style-parent:""; mso-padding-alt:0cm 5.4pt 0cm 5.4pt; mso-para-margin-top:0cm; mso-para-margin-right:0cm; mso-para-margin-bottom:10.0pt; mso-para-margin-left:0cm; line-height:115%; mso-pagination:widow-orphan; font-size:11.0pt; font-family:"Calibri","sans-serif"; mso-ascii-font-family:Calibri; mso-ascii-theme-font:minor-latin; mso-fareast-font-family:"Times New Roman"; mso-fareast-theme-font:minor-fareast; mso-hansi-font-family:Calibri; mso-hansi-theme-font:minor-latin;}

Рядом с Бештаугорским Второ-Афонским Свято-Успенским монастырем (Ставропольский край). Горы учат разному.

Однажды... Это было какое-то нагромождение совпадений. Там, на выезде, отправляли караван дембелей. Как это тогда было принято - разоружив их и набив в Уралы. Головным и замыкающим шли танки. И два одноклассника встретились. Один был в танке, другой - ехал на броне. Перекинулись-то от силы парой слов, когда их зажали в ущелье и сверху подбили машины. Того, что был на броне, снесло в кювет. Он отлежался, пока стих огонь, и кинулся вытаскивать из горящего БМП товарища. Спас. Ему потом, года через три, медаль за это дали.

Еще одно совпадение - с этой колонной отправляли наградные документы на моего мужа. Конечно, все сгорело, и он потом отказался восстанавливать. Наотрез.

И еще совпадение - уже дома, когда вокруг стало так много чеченцев, по рукам пошли кассеты с записями - оттуда. Одну из них ребята пришли смотреть к нам. Был заснят тот самый бой. Мне не так страшно было смотреть на экран, как - в глаза ребятам, в их обугленные души. В их боль. Не знаю, как это объяснить… Ко всему можно привыкнуть - к смертям, к потерям, к вони, к напряжению, к крови, своей и чужой. И со мной так было. Но невозможно привыкнуть смотреть на это со стороны, когда война калечит, перемалывает таких живых, таких настоящих и хороших ребят.

Когда я стану дряхлой ехидной старушкой, их лица будут приходить ко мне бессонными ночами. Я знаю, что буду вспоминать войну, которую я чаще видела чужими глазами. Глазами моих близких. И, может быть, если я выговорюсь сейчас, - потом, в старости, будет чуть легче?

- Для этого мы и беседуем. Я бы еще спросил тебя, что делают женщины на войне. Не те, что по воле обстоятельств оказались вкрученными в эту ситуацию, а вот такие, как ты - вроде бы, сторонние люди. Зачем такие, как ты, туда ехали?

- Что делают женщины на войне? Да то же, что и всегда. Кто-то - остается женщиной. Кто-то… Я не буду рассказывать про литовских и украинских снайперш, ладно? Про матерей, которые ищут своих сыновей живыми или мертвыми. Про тех, кто зарабатывает на войне и тех, кто по-бабьи жалеет мужчин.

Ты знаешь, что были девочки из интеллигентных московских семей, порядочные девочки - которые месяц за месяцем ходили в Бурденко, чтобы дать искалеченным мальчикам немного ласки? Сестры милосердия и шлюхи в одном лице. Они тоже были на войне - и им не надо было для этого куда-то ехать.

Мои первые командировки в горячие точки были журналистскими. Но нет, я не Политковская и не Юзик, и даже не Асламова. У меня не было сверхзадач, типа написать "всю правду", разоблачить всех злодеев, потрясти мир. Я делала небольшие зарисовки о людях, о местах, об обстоятельствах. Умудряясь время от времени влипать в какие-то истории.

Со временем появились ребята, которых я считала своими, и для которых я была своей. К ним я ездила, случалось и такое - контрабандой, без ведома командиров, без официальных уведомлений. Смотрела, чувствовала, впитывала. Иногда - хочется надеяться - помогала. Так было, например, когда сменялся сводный отряд, державший блокпосты на границе с Грузией. Февраль, ледяной ветер - я промерзала до костей, хотя меня поверх своего пуховика упаковывали в бушлат и ватные штаны. А ребятам выделили на прокорм по 100 рублей в сутки и не на что было купить газ в баллонах, чтобы греться и готовить на блокпостах.

Normal 0 false false false RU X-NONE X-NONE MicrosoftInternetExplorer4 /* Style Definitions */ table.MsoNormalTable {mso-style-name:"Обычная таблица"; mso-tstyle-rowband-size:0; mso-tstyle-colband-size:0; mso-style-noshow:yes; mso-style-priority:99; mso-style-qformat:yes; mso-style-parent:""; mso-padding-alt:0cm 5.4pt 0cm 5.4pt; mso-para-margin-top:0cm; mso-para-margin-right:0cm; mso-para-margin-bottom:10.0pt; mso-para-margin-left:0cm; line-height:115%; mso-pagination:widow-orphan; font-size:11.0pt; font-family:"Calibri","sans-serif"; mso-ascii-font-family:Calibri; mso-ascii-theme-font:minor-latin; mso-fareast-font-family:"Times New Roman"; mso-fareast-theme-font:minor-fareast; mso-hansi-font-family:Calibri; mso-hansi-theme-font:minor-latin;}

Грузино-осетинская граница. Глупая съемка: в тот момент там работал вражеский снайпер. Поэтому этот незамысловатый кадр мог стоить мне жизни.

Обычное дело - когда кто-то, намеренно или по "запаре", "забыл подумать". Тогда присутствие журналиста снимало вопрос быстрее рапортов.

Другая разновидность поездок "на войну" - когда меня просили просчитать или смоделировать некую ситуацию. Не как аналитика, скорее - спеца по программам сопровождения с развитой интуитивной составляющей.

Но чаще - война приходила ко мне сама. Как это было, например, с Эссом. Я тогда в блоге написала пару строчек из песни Розенбаума, а он - искал в тот момент именно эту песню. И написал мне. Мы разговорились и незаметно для себя сблизились.

Он рассказывал, как погиб его напарник, его друг - Джонни. Как Эссу изувечило руку. Как бежал к вертолету по раскаленному полю и в голове: "ми-восьмые стоят и ждут, как всегда - дефицит погоды".

Или Ван. Мы с ним сошлись на хобби - подмечать несуразности в кинофильмах. Ну, вроде того, как в "Спецназе" "тяжелые экспансивные пули 50-го калибра" не пробивают деревянные стены сарая... Постепенно я начала обращаться к нему, как к эксперту по вооружениям и взрывчатым веществам, когда требовалось срочно что-то уточнить. Так было, например, когда я писала про шахидку и боевика, у которых случилась любовь, и они сбежали в Астрахань. Их опознали местные полицейские, при задержании было много шума. Следователи тогда рассказывали, что подозреваемые привели в действие "самодельное взрывное устройство "хаттабка", изготовленное из снаряда ЭГС". Вот Ван мне и помог разобраться в том, как изготавливают "хаттабки" и что напутали с маркировкой "следаки".

Он знает всё - по какому курсу меняли "мух" на водку бойцы доблестной двести пьяной на полустанках и почему М-16 клинит в ветреную погоду. Он говорит, что не воевал - работал бухгалтером в инженерной части. Ага. "В штабе, писарем отсиделся". Вот только спит на топчане высотой 1,5 метра - чтобы "если что" оказаться выше автоматной очереди…

- Что ты вспоминаешь, скажем так… часто?

- Зима 2008-2009 годов. Я стояла на возвышении, глядя на дорогу. По ней неторопливо подъезжала колонна. Солнце за моей спиной и такие резкие длинные тени. Я не помню почему-то момент, когда раздался взрыв. Какая-то суета сразу... БМП впереди колонны стал тормозить и разворачиваться, сползая в кювет. "Газель", в которой ехали солдатики, оказалась на противоположной обочине, ближе ко мне, и через БМП от тех, кто открыл огонь из подлеска. А "Урал" с "тяжелыми" (так называли спецназовцев) был еще далековато. Время остановилось, стало вязким. Когда тяжелый бронированный нос машины со всей дури вломился в ногу опоры ЛЭП. 10 тысяч вольт. Кажется, я охнула, когда опускалась на некрашеные доски помоста.

Время просачивалось сквозь реальность медленно-медленно, а в моем воображении опора успела подломиться, и провод упал на броню, прожигая ее насквозь, до земли. Почему-то казалось важным вспомнить, сколько человек находится внутри - 13 или 15? Я все никак не могла вспомнить. Лишь сквозь какую-то вату услышала, как нервно рассмеялся слева от меня полковник.

Потом автоматные очереди разорвали круг, и время рвануло вперед. Перебежками приближались мальчики из "Урала", но я уже видела, что те, кто был в "Газели", прочесывают кусты и вот-вот накроют чужих.

Когда все закончилось, я подобрала гильзу с щебенки. Их было много-много, я выбрала ту, что попалась под ноги сама. Ее потом забрал у меня прокурорский, со встречи с которым я сбежала, пройдя от его машины до поста полчаса в темноте, среди ночи, по чужой территории.