 |
|
Чтобы не было сомнений, что это именно он, а не Михаил, к примеру, Боярский, иллюстрация снабжена строкой чекиста Блока из его же поэмы "Двенадцать": "И за вьюгой невидим, и от пули невредим".
Я допускаю, что Животов изначальное намеревался изобразить Сталина, но эти замыслы были признаны нецензурными. Уж больно жалобными около него выглядят герои нашего времени. И тогда-то к уже нарисованным усам Животов дорисовал Иисуса. Это хоть как-то объясняет и извиняет. Но если Христос планировался изначально, тогда напрашивается клиническая экспертиза. Какое, скажите на милость, имеет отношение этот библейский персонаж к родной Красной Армии? Ее личный состав в подавляющем большинстве и крещен-то не был, что само по себе означает полный разрыв дипломатических отношений с сыном Иеговы.
Если бы Христос очередной раз воскрес, он как честный богочеловек, безусловно, удостоверил бы вышесказанное.
Согласно церковным канонам, павшие за Родину красноармейцы горят в аду или где-то около. Это может вам подтвердить любой компетентный в этой области специалист. Да вот хотя бы Бродский. Прочтите его стихотворение "Памяти Жукова".
Так что под определение Христова воинства в гораздо большей степени подходят как раз солдаты вермахта, пивные животы которых подпирала бляха с надписью "С нами Бог!"
Не лишне напомнить, что основоположник фашизма Муссолини был "добрым католиком".
Христианином был и Гитлер, и его соратники по национал-социализму, и Бандера тоже был им. И сегодня, нюхающая крэк Абама, на той же идеологической платформе.
Из речи Гитлера (1933 г.): "У нас не было сомнений, что людям нужна, необходима эта вера. Поэтому мы повели борьбу с атеистическим движением, и не только путем теоретических дискуссий: мы вырвали его с корнем".
Вы возразите мне сходу, что эти деятели не настоящие, а ряженые христиане. А настоящие это кто? Владимир Святой? И почему это зло так уютно чувствует себя в христианском обличье?
Но мы отклонились от генеральной линии. Вернемся к нашим художникам Животову и Блоку. Именно к Блоку. Вы меня опять спросите. А почему же Блок, он же, как не крути, большой поэт, а, следовательно, прозорливец, вывел Христа лидером "русской" революции?
Сдается мне, что Блок трактовал этот образ не классически, а примерно как Барбюс в книжке "Иисус против Христа". У Барбюса Иисус – законченный атеист и борец за свободу трудящихся евреев от мировой эксплуатации. А может Блок, что тоже логично, имел в виду не того последнего по хронологии Иисуса, а другого Иисуса-Навина, героя Ханаана, также называемого Христом? (см., например, "отца истории церкви" Евсевия Памфила). Кстати, Ханааном евреи в период раннего средневековья называли Русь, "ибо, по Библии, Бог обрек страну Кенаан и ее обитателей на вечное рабство" (В.А.Шнирельман. Хазарский миф: идеология политического радикализма в России и ее истоки. Стр. 11).
Иисус Христос, может быть, кто не знает, не есть имя собственное. Это переводится как Царь (Спаситель) Помазанник. "Ибо у народа израильского обыкновенно помазуемы бывали цари, пророки и священники при поставлении их в должность, и назывались христами" (Полный церковно-славянский словарь. Протоиерей Г.Дьяченко. Репринтное воспроизведение издания 1900 г.).
И в заключение позвольте прочитать с выражением стихотворение Алексея Константиновича Толстого, посвященное дню Победы.
Боривой
Поморское сказание
1
К делу церкви сердцем рьяный,
Папа шлет в Роскильду слово
И поход на бодричаны
Проповедует крестовый:
2
"Встаньте! Вас теснят не в меру
Те язычники лихие,
Подымайте стяг за веру, —
Отпускаю вам грехи я.
3
Генрик-Лев на бой великий
Уж поднялся, мною званый,
Он идет от Брунзовика
Грянуть с тылу в бодричаны.
4
Все, кто в этом деле сгинет,
Кто падет под знаком крестным,
Прежде чем их кровь остынет —
Будут в царствии небесном!"
5
И лишь зов проникнул в дони,
Первый встал епископ Эрик,
С ним монахи, вздевши брони,
Собираются на берег.
6
Дале Свен пришел, сын Нилса,
В шишаке своем крылатом,
С ним же вместе ополчился
Викинг Кнут, сверкая златом;
7
Оба царственного рода,
За престол тягались оба,
Но для славного похода
Прервана меж ними злоба.
8
И, как птиц приморских стая,
Много панцирного люду,
И грохоча и блистая,
К ним примкнулось отовсюду.
9
Все струги, построясь рядом,
Покидают вместе берег,
И, окинув силу взглядом,
Говорит епископ Эрик:
10
"С нами Бог! Склонил к нам папа
Преподобного Егорья,
Разгромим теперь с нахрапа
Все славянское поморье!"
11
Свен же молвит: "В бранном споре
Не боюся никого я,
Лишь бы только в синем море
Нам не встретить Боривоя!"
12
Но, смеясь, с кормы высокой
Молвит Кнут: "Нам нет препоны:
Боривой теперь далёко
Бьется с немцем у Арконы!"
13
И в веселии все трое,
С ними грозная дружина,
Все плывут в могучем строе
К башням города Волына.
14
Вдруг, поднявшись над кормою,
Говорит им Свен, сын Нилса:
"Мне сдалось: над той скалою
Словно лес зашевелился!"
15
Кнут, вглядевшись, отвечает:
"Нет, не лес то шевелится, —
Щёгол множество кивает,
О косицу бьет косица".
16
Встал епископ торопливо,
С удивлением во взоре:
"Что мне чудится за диво:
Кони ржут на синем море!"
17
Но епископу в смятенье
Отвечает бледный инок:
"То не ржанье — то гуденье
Боривоевых волынок!"
18
И внезапно, где играют
Всплески белые прибоя,
Из-за мыса выбегают
Волнорезы Боривоя.
19
Расписными парусами
Море синее покрыто,
Развилось по ветру знамя
Из божницы Святовита;
20
Плещут весла, блещут брони,
Топоры звенят стальные,
И, как бешеные кони,
Ржут волынки боевые.
21
И, начальным правя дубом,
Сам в чешуйчатой рубахе,
Боривой кивает чубом:
"Добрый день, отцы монахи!
22
Я вернулся из Арконы,
Где поля от крови рдеют,
Но немецкие знамена
Под стенами уж не веют!
23
В клочья ту порвавши лопать,
Заплатили долг мы немцам
И пришли теперь отхлопать
Вас по бритым по гуменцам!"
24
И под всеми парусами
Он ударил им навстречу,
Сшиблись вдруг ладьи с ладьями,
И пошла меж ними сеча.
25
То взлетая над волнами,
То спускаяся в пучины,
Бок о бок сцепясь баграми,
С криком режутся дружины;
26
Брызжут искры, кровь струится,
Треск и вопль в бою сомкнутом,
До заката битва длится, —
Не сдаются Свен со Кнутом.
27
Но напрасны их усилья:
От ударов тяжкой стали
Позолоченные крылья
С шлема Свена уж упали;
28
Пронзена в жестоком споре
Кнута крепкая кольчуга,
И бросается он в море
С опрокинутого струга;
29
А епископ Эрик, в схватке
Над собой погибель чуя,
Перепрыгнул без оглядки
Из своей ладьи в чужую;
30
Голосит: "Не пожалею
На икону ничего я,
Лишь в Роскильду поскорее
Мне б уйти от Боривоя!"
31
И гребцы во страхе тоже,
Силу рук своих удвоя,
Голосят: "Спаси нас, Боже,
Защити от Боривоя!"
32
"Утекай, клобучье племя! —
Боривой кричит вдогоню. —
Вам вздохнуть не давши время,
Скоро сам я буду в дони!
33
К вам средь моря иль средь суши
Проложу себе дорогу
И заране ваши души
Обрекаю Чернобогу!"
34
Худо доням вышло, худо
В этой битве знаменитой;
В этот день морские чуда
Нажрались их трупов сыто,
35
И ладей в своем просторе
Опрокинутых немало
Почервоневшее море
Вверх полозьями качало.
36
Генрик-Лев, идущий смело
На Волын к потехе ратной,
Услыхав про это дело
В Брунзовик пошел обратно.
37
И от бодричей до Ретры,
От Осны до Дубовика —
Всюду весть разносят ветры
О победе той великой;
38
Шумом полн Волын веселым,
Вкруг Перуновой божницы
Хороводным ходят колом
Дев поморских вереницы;
39
А в Роскильдовском соборе
Собираются монахи,
Восклицают: "Горе, горе!"
И молебны служат в страхе;
40
И епископ с клирной силой,
На коленях в церкви стоя,
Молит: "Боже, нас помилуй!
Защити от Боривоя!"
Лето 1870 г.
P.S. Когда настоящий номер был уже сверстан, в постпраздничном выпуске "Завтра" обнаружился еще один сюжет, который мы не можем не довести до ваших органов зрения. Комментировать здесь особо нечего. Единственно, что в качестве подписи напрашивается известная строка известного стихотворения. "Мы встанем у березового гроба в почетный караул".
