Родное и заграничное

Алексей Козлачков, русский писатель и журналист.

Родился в подмосковном Жуковском в 1960 году. После окончания военного училища более двух лет служил в Афганистане. Затем учился в Литературном институте в Москве, работал в центральной печати журналистом, издавал собственные газеты и журналы. Печатался с очерками и рассказами в различных литературных изданиях. Широкую известность писателю принесла повесть “Запах искусственной свежести” (“Знамя”, № 9, 2011) об Афганской войне, которая в следующем году была отмечена «Премией Белкина», как «лучшая русская повесть года». В 2014 году издательство ЭКСМО выпустило большой том прозы писателя. В начале 2020 года в издательстве Питер вышла новая книга избранных военных повестей и рассказов «Батальон в пустыне».

С 2005 года живет и работает в Кельне. Много лет Алексей Козлачков в качестве гида возил по Европе русских туристов и делал об этом остроумные записи в своем блоге. В переработанном виде многолетние записки составили основу новой книги "Туристы под присмотром", очерки и рассказы из которой мы публикуем на нашем сайте. Кроме того, мы регулярно публикуем здесь очерки и рассказы писателя на самые разные темы — о жизни, политике, людях. Блог Алексей Козлачкова на ФБ: facebook.com/alex.kozl

15 ОКТ. 2018 | 13:06

Венские очерки. Самое русское из искусств

В Венской опере столько русских, как-будто они это помещение перепутали с Нижегородской ярмаркой, только что с люстр не свешиваются гроздьями.

1.

Перед открытием занавеса мы даже затревожились - туда ли попали? Вдруг откроют - а там Кубанский хор с крупными такими балалайками и в папахах — ой, мой милый вареничкив хочет! ! А оперу, случайно, придумали не мы? А потом ее у нас сплагиатировали итальянцы и растащили по всему свету. Тогда понятно – это просто зов крови. Нас больше только в Большом театре, но все равно, кажется, меньше, чем китайцев.

Китайцы, впрочем, заметнее, включая, правда, японцев, корейцев, тайцев, бывших красных кхмеров, вьетнамцев и т. д. – всю Юго-Восточную Азию, которую мы никогда не научимся хорошо различать, как и они нас, вероятно. Кажется, я могу иногда с уверенностью отличить китайцев – по манере одеваться, крикливости и поведению. Японцы одеваются изящнее, но все равно могу и ошибиться. Так вот, по моему ощущению, больше всего было именно китайцев, кого ни попросишь сфотографировать на лестнице оперы (это как дорожка Канского фестиваля — все здесь стоят в позах и улыбаются) – он окажется китайцем, мимо проходят только они.

Русские же невидимы, как газ "Новичок". Просто ты слышишь русскую речь впереди, сзади, сбоку и даже сверху – всюду, и в фойе, и в зрительном зале, и в ложах. Иногда видно вблизи, что это русская пара, всё же у нас другие лица, пощекастее. Вышел покурить на паперть театра в перерыве, оказался просто в русской курилке, видимо, все остальные курить уже бросили. Ни одного курящего китайца. Они вообще курят? В партере, где места за 200 евро, с трех сторон от нас слышалась русская речь. Впереди парочка хрестоматийная: немолодой "спонсор" и что-то вроде Волочковой-international с накачанными губами. Сидели тихо, не разговаривали и не хлопали. Вообще никаких эмоций: вывел Марусю в концерт.

По окончании спектакля, когда все пробирались к выходу, привлёк внимание женский крик за спиной: "Вова, Вооова, ну куда тебя понесло?" Возможно, в русском театре она бы так не выразилась, а здесь рассчитывала, что никто не поймет – само вырвалось. Я и сам за собой замечаю, что иной раз выражаюсь в иностранной среде так, на родине не выразился бы. Жена одергивает: "Постыдился бы, кругом русские" На "Вову, которого понесло" инстинктивно обернулась тоже подозрительно много "иностранцев".

То есть можно предположить, что мы с китайцами самые музыкальные нации, особенно китайцы. Одна знакомая молодая дева штурмовала недавно консерваторию в немецком городе Дюссельдорфе и рассказывала, что там китайцы среди абитуриентов сильно преобладали не только над русскими и немцами, но и над всеми остальными вместе взятыми. Китайцы шли плотным строем, и, по слухам, так почти во всех консерваториях Европы. Это массированное китайское музыкальное нашествие приходится останавливать, ограничивая их прием разными способами, скорей всего, по квотам, иначе в европейских консерваториях учились бы только китайцы. Они реально лучше всех остальных, она слышала как они играют. Говорит, что техника изумительная, немного похоже на китайский цирк – порхают над ареной без веревок, как стая вспугнутых воробьев. Но, на ее взгляд, играют они слишком механистически – "без души". Про "душу" судить не мне, возможно, девушка наговаривает, она-то как раз не поступила. Но ясно одно – эта психофизическая способность к бесконечным повторениям, размеренности, монотонному труду и органичной им по культуре медитации делает китайцев лучшими работниками мирового конвейера, учениками всевозможных японо-китайских боевых искусств и вот теперь еще – европейскими музыкантами. Вспоминаются все эти легенды из мира восточных боевых искусств, которые благодаря фильмам пережил в душе едва ли не каждый европейский мужчина (надо отдать им должное — они заразили этим человечество на долгий срок— всеми этими нелепыми подскоками, размахиваниями руками и ногами и чумными криками): обиженный плохими людьми мальчик идет в горы в обучение Великому Мастеру и первые пять лет пытается левой пяткой расплести паутину, которую паук сплел на рассвете у Восточного Ручья, а потом еще пять лет сплетает ее обратно, но уже правой. Каких-нибудь 20 лет таких занятий, и все возможные враги на всех континентах начинают панически сами разбегаться от одного только звука твоих шагов, а скалы на пути рассыпаться. Европейцы на такое не способны в принципе — и на такую работу, и на такое самоотвержение. Уже сейчас европейские, да и мировые оркестры и даже оперные труппы (не исключая и венскую) заполняются китайскими исполнителями-виртуозами, однако – надо все же сказать по справедливости, что про рассвет японо-китайской музыки что-то пока не слыхать. И это тоже говорит о многом.

Поэтому можно предположить, что у многих, виденных нами в театре китайцев, интерес к опере профессиональный, а не праздный, как у нас. И действительно – это были, в основном, молодые люди, в отличие, например, от большинства русских. Русской молодежи я в опере не заметил.

Надо сказать, что даже в хоре мы рассмотрели целых три китайца, жена, правда, посчитала, что, по меньшей мере, один из них был японец, благо, у нас был бинокль. По понятной причине русских визуальным способом мы обнаружить не могли, может, они и были. Ну, всё равно забавно. Видимо, это уже дань императивам мультикультурности, ведь европейская опера представляет, главным образом, сюжеты из европейской жизни, в крайнем случае, из египетской, что-то оперы "про китайцев" я не припомню, разве что они как-нибудь особенно активно задействованы в опере Мадам Батерфляй (Чио-Чио-Сан), где изображают японцев?

2.

В афише на следующий месяц – октябрь (мы были в сентябре) стояло много "Евгениев Онегиных", спектаклей пять или больше. Это значит, что репертуар оперы меняется каждый месяц, как и в миланской. Причём, балет был всего один – "Жизель", солистка там русская. Основные партии, я посмотрел, в Евгении Онегине исполняют тоже русские солисты – Онегина, Ленского, Татьяны и Ольги. Хор и второстепенные персонажи – разноплеменные артисты, опера нынче принципиально международное мероприятие, поют на всех языках, особенно хор. Основные персонажи, для которых язык оригинала родной – это очень разумно, доводилось слушать исполнение русской оперы, где главные партии пели иностранцы. Пение ведь не уменьшает акцента, а то и увеличивает, представьте какой-нибудь русский культовый фильм, где говорили бы с диким немецким акцентом. Чапаева с немецким акцентом. Или, например, любую реплику из "Белого солнца пустыни": "Гьюльчатай, ааткрой личьико!" Произнеся все это хотя бы мысленно, можно представить сомнительный кайф от такой оперы, как бы не старались исполнители.

Как-то, на невозможность слушать русскую оперу с иностранными исполнителями, я пожаловался своей жене, на что она мне невозмутимо ответила: "Вот теперь ты хорошо можешь представить каково нам, итальянцам, слушать весь этот бесконечный лязг и скрежет, который вы извлекаете из своих глоток, распевая нашу оперу и думая, что поете по-итальянски". Ответить было нечего, итальянцы страдают несравнимо больше. При этом, вот ежели русскую оперу еще постарались поставить с русскими исполнителями, то по-итальянски берутся петь все подряд, владение итальянским один из обязательных навыков оперного певца, как известно. Как, например, в той опере, что мы слушали — Доницетти "Дон Паскуале", итальянцем оказался только исполнитель партии главного героя — Дона Паскуале, остальные — два американца и один испанец.

Билеты мы покупали месяца за два до спектакля на сайте театра, сознательно взяли в партер, дорогие – 8-й ряд. Спектакль выбирать не приходилось, взяли тот, который попадал на удобную нам дату. Оказался названный уже спектакль – опера-буфф из популярного всемирного оперного репертуара. Хорошо бы, конечно, было попасть на Онегина или на Верди, но что уж было. Вообще увлечение оперой – это слушание бесконечного количества интерпретаций одних и тех же классических опер из расхожего всемирного репертуара. На всех мировых оперных площадках идет примерно одно и тоже с небольшими вариациями, это что-то около 20-ти оперных спектаклей, которые вращаются по кругу (один мой товарищ и большой знаток оперы, писатель Владимир Романовский, автор замечательных "оперных семинаров", считает что "золотой фонд" включает 16 опер). Послушать в опере "что-то новенькое" – предприятие сомнительное и даже опасное. Только для очень больших знатоков и ценителей, к которым большинство посетителей оперных театров не принадлежат. Это не кино и даже не театр. Большая часть публики предпочтет послушать сотую интерпретацию "Травиаты" или "Онегина", чем пойти на какую-нибудь "современную оперу", то есть постановку с современной музыкой и сюжетом. В этом смысле опера — искусство архаичное (как говорит мой товарищ — "музейное") и воспринимается именно в качестве такового, ну, как фольклор. То есть она перестала быть современной художественной коммуникацией, каковой была еще в 19-м веке, вспомнив хотя бы Верди или нашего Глинку.

Зал был заполнен, в партере свободных мест я не заметил, с балконов тоже свисал народ плотными гирляндами. Видимо, и там не было свободных мест.

В Венской опере есть одно очень полезное демократическое заведение – просторная ложа бельэтажа отдана под дешевые стоячие места, куда билеты можно купить в тот же день незадолго до спектакля. Они стоят 6 или 8 евро, обзор и слышимость отличные, практически как в партере, только что постоять придётся часа два с половиной. Идеальное решение для небогатой учащийся музыкальной молодёжи. И в этой ложе также полно было китайцев, наверное, студентов.

Билеты на спектакль можно было купить в этот же день незадолго до спектакля прямо возле подъезда. Причём, продавцы были русские, так я и не понял – или же это были перекупщики или билеты распространялись по поручению театра? В Милане возле Ла Скалы ко мне не раз подходил русский перекупщик и предлагал билеты на сегодня, сразу говорил, что билеты есть на сегодня, почти на любые места, но вдвое против номинала. Кто-то мне рассказывал, что некогда в студенчестве покупал билеты в Большой в Москве у перекупщика, чтоб за девушкой ухлестнуть. очень надо было. А через 25 лет покупал у него же, но только в Ла Скалу.

Судя по всему, билеты в венскую оперу с рук перед спектаклем продавались на какие-то высокие балконы. Русскую пару, купившую билеты у этого продавца, мы потом встретили на самом верхнем ярусе балконов, куда забрались сфотографироваться с видом на сцену сверху. Они сказали, что решились на посещение внезапно, в Вене проездом по делам, просто проходили мимо театра, билеты предлагают по-русски, чего не пойти? Тем более, что недорого – 45 евро за билет. Не со всех этих балконов, правда, видна сцена, это известная особенность всех традиционных оперных театров.

Прогулка по театру в антракте - отдельная экскурсия, заслуживающая внимания.
Прогулка по театру в антракте - отдельная экскурсия, заслуживающая внимания.

3.

Есть в венском оперном театре и ещё одно чрезвычайно полезное заведение, делающее прослушивание оперы мероприятием осмысленным, что добавляет ему и пользы и приятности. В противном случае посещение оперы становится именно тем, во что оно уже вполне себе выродилось к 20-му веку – выводом в свет жен и любовниц с посещением дорогого буфета и в сопровождении визгливой архаичной музыки для мелкой и средней буржуазии. Чем-то подобным оперные спектакли продолжают оставаться в нашем Большом. А вот здесь, в венской опере, и в миланской тоже, на спинках кресел сзади прикреплены удобные откидные экранчики, которые начинают светиться с началом спектакля, и на них идёт текст либретто на 7-ми, кажется, основных языках. Для нас главное, что есть на русском, это приятно. В Большом, несмотря на недавнюю масштабную реставрацию, до этого почему-то не додумались (при этом недавно посмотрел фильм про Большой, где они хвалятся суперсовременной электронной оснасткой театра, а до простого и важного зрителю приспособления не додумались). А этот небольшой приборчик делает посещение оперы действительно удовольствием даже для человека, не особенно разбирающегося в оперном искусстве, и даже в том случае, если ему нет музыки слаще барабанного боя.

Добавлено "всего лишь" понимание смысла происходящего, и мгновенно изменилась реакция зала. Если в Большом, где я был прошедшей зимой, при прослушивании оперы на итальянском без перевода текста (правда, надо сказать, что опера была не слишком мелодичной), в середине спектакля многие непривычные зрители клевали носами, а иные даже и посапывали-похрапывали. В любом случае, реакции зала не было слышно, в лучшем случае слушали в угрюмом молчании – без реакций, ритуально оживая в паузах, когда положено было хлопать. В венской же опере была постоянная живая реакция на спектакль, смех, аплодисменты, оживление, заинтересованные глаза. Справа через ряд недалеко от нас сидели две какие-то, кажется, англоязычные грубые тетки и хохотали самозабвенно в голос как в пивной, не обращая внимание на удивленные взгляды в их сторону. Чувствовалось, что им всё нравится, и даже если музыка нравилась им не особенно (можно предположить), спектакль всё это компенсирует, его можно смотреть и понимать независимо от музыки. И эти колхозноватые тетки с громким смехом были не единственными, спектакль бурно переживался залом.

4.

Постановка оперы была выполнена в модном нынче модерновом духе (не знаю, как это правильно называется), это когда, например, Татьяна пишет письмо к Онегину на смартфоне и, одновременно пританцовывая голой вокруг шеста, а сам Онегин, подсадивший Ленского на героин, теперь хочет избавиться от ненужного свидетеля и долго выцеливает его через прицел оптической винтовки. И это ещё мягкий вариант, без особых извращений, где гей Онегин убивает Ленского оттого, что тот изменяет ему с Ольгой, сам-то он поступил по-честному, отшив Татьяну. Сколь бы экстравагантным это не выглядело, вот первый из намеченных мною вариантов интерпретации я уже практически видел в постановке Зальцбургской оперы, там Татьяна в прозрачной комбинации писала письмо на машинке, а в сцене бала веселились с девками на коленках советские офицеры, включая милиционеров. Просто постановка была осуществлена еще, наверное, в досмартофонную эпоху, сейчас бы, конечно, Татьяне дали смартофон. А стрелялись Ленский с Онегиным в той постановке хоть не из снайперских винтовок, но даже еще креативнее — пробками из шампанского. Второй вариант, "гейский", думаю, уже тоже где-нибудь осуществлен. Просто идея лежит на поверхности, вряд ли она пришла в голову только мне одному.

По сюжету наша опера – типичная комедия дель арте: глупый, толстый, старый господин и умный, худой, прекрасный и вихрастый слуга (в данном случае племянник и, к сожалению, не такой худой как хотелось бы), а также молодая девица, к которой клеится господин. И далее о том, как коварная девица вместе с племянником и посредником – дотторе, весело и остроумно обводят господина вокруг пальца, завладевая половиной его состояния. На подобный сюжет написано много опер и не опер тоже. Постановщик помещает действие не только в наше время, но еще и в какой-то грязный кабак, где все и происходит. Главная декорация, которую не убирают на протяжении всей оперы — огромная барная стойка, уставленная большими бутылками, из которых все персонажи спектакля пьют на протяжении всего действия (иногда наливают в стаканы, но чаще прямо из горла). Можно даже сказать, что само действие оперы происходит в паузах между выпивкой. Честно говоря, я таких грязных кабаков-то в Германии даже и не видел, предполагаю, что их нет и в Австрии, то есть это некое условно-вневременное изображение — аллегория разврата. Не уверен, что все это присутствовало в первоначальном тематическом замысле оперы. Может, это какая-то масштабная метафора: весь мир — кабак!? Разврат?

Звучит увертюра, и на сцене многочисленная группа каких-то людей под веселенькую музыку изображает эти самые – пьянство и разврат. Ну, буквально – пьют виски из горла, лапают каких-то немолодых уже женщин в коротких юбках, падают пьяные на пол, и даже кто-то пытается изобразить процесс блевания. Изображением всего этого занимается, как я понял, личный состав хора. То есть хор у них далеко не бездельничает, в смысле – не просто поет, когда надо, а задействован по полной — и пьянствует, и развратничает либо в перерывах между пением, либо вместе с ним. Что ж – хору приходится нелегко, но каждый режиссер, тем более выдающийся, имеет право на свое видение. Можно также предположить, что нынешние режиссеры выворачиваются наизнанку, соревнуясь друг другом в том, чье видение ярче и экстравагантнее. И то, и другое обычно достигается по трем магистральным направлениям, отчасти, впрочем, сливающимся в одно: 1) добавлением в спектакли голого женского тела, 2) пьянства, разврата и даже совокуплений и 3) наиболее радикальным методом, но тоже уже привычным, является гомосексуальные интерпретации классических сочинений, о чем мы уже говорили. Первые два пункта в нашем спектакле присутствовали в той или иной мере (часть главных героев время от времени раздевалась до трусов), ну, до третьего пункта дело, слава Богу, не дошло.. Это была постановка "софт", очевидно.

Кто пойдет смотреть драму никому не известного современного автора, но многие по-прежнему идут на Шекспира, хоть и " переосмысленного" до неузнаваемости – "новое прочтение". Хорошо еще, что большинство авторов этих пьес давно померло, и их не хватит кондрашка от очередного прочтения. Немного все же жаль великих и даже их тени (невеликие могут спать спокойно, их никто не извратит), они уже не могут ни во что вмешаться хотя бы для того, чтобы снять свое имя с афиши. Мне кажется, что весь этот мировой чемпионат студенческих капустников, во что превратились постановки классики во всем мире – зрелище довольно забавное, смотреть на него небезынтересно. Другое дело, что этот парад экстравагантных интерпретаций уводит зрителя не только от первоначального замысла пьес, как в случае с театральными и киношными интерпретациями, но и от музыки и пения в случае с оперой — он как бы перетягивает внимание зрителя "на трусы" и блевание в грязном кабаке. Если бы речь шла об эстраде, то там такой прием применяют часто для отвлечения зрителя как раз от неумелого пения певичек.

Костюмы на участниках спектакля тоже были "характерные", то есть они были не историческими — не 18-го века — с кафтанами, кюлотами и напудренными париками, но и не современные в полном смысле, то есть одежда была утрированно-современной. Это были уже пиджаки, а не кафтаны, и штаны были длинные, а не по колено (иногда, впрочем, это были наоборот — шорты), но пиджаки были не обычные, а такие, какие часто оказываются на каких-нибудь эстрадных звездах на новогодних огоньках, особенно в 90-х или конце 80-х годов — все в блестках и узорах. В похожие пиджаки одевался покойный поэт Евтушенко, вроде бы и пиджак, и галстук, и даже кепочка — все на месте, но больно уж много цветных драконов повсюду. Или еще подобным же образом одевается этот смешной типус, который из русского телевизора учит русский народ правильно одеваться в программе "Модный приговор". То есть вид у всех был несколько карнавальный, клоунский.

Боже, как уже хочется хоть разочек посмотреть какую-нибудь заваляющую костюмированную драму — в тех костюмах и с теми декорациями, как это примерно и было задумано при первых постановках. В Большом прошедшей зимой мы с бывшей коллегой были на опере "Манон Леско" Пуччини. Там по сцене катали взад-вперед какую-то гигантскую куклу "похожую на Нетребко", как было сказано в описании спектакля. Видимо, на сцене должно всегда быть что-нибудь такое крупное, забирающее внимание зрителя, отвлекающее его от возможных несовершенств спектакля. Чтоб всегда было на что посмотреть, когда зубы сведет от тоски – гигантская барная стойка или еще более значительная кукла. Не сразу удалось найти информацию, что кукла должна символизировать бездушие, искусственность и "кукольность" главной героини этой драмы, сам бы я вряд ли, признаться, до этого додумался. Зачем при этом потребовалось сходство с Нетребко, впрочем, не такое уж очевидное – я так и не понял? Чтоб зритель не заблудился в интерпретациях? Не говоря уж о том, что сама Нетребко, под которую лепили эту куклу, в спектакле участвует очень редко и в опере есть и второй, и третий, и не исключено, что даже четвертый состав. В отзывах прочитал, что кукла жуткая, напоминает куклы из фильмов ужасов, и действительно — глаза у куклы оловянно моргали, а по лицу ползали какие-то мухи или пауки. Уж этой символики нам никогда не понять. Костюмы были тоже весьма приблизительные — какие-то лохмотья, потом какие-то гномики бегали по сцене в произвольном порядке, иногда ложились на спину и дрыгали ногами — все странно и не поддается ясным интерпретациям. Все это не было связано напрямую со спектаклем и только отвлекало от пения и музыки.

Обывателю часто кажется, что такие костюмы и такие минималистические декорации делают "из экономии", но это очевидно не так, и венский, и зальцбургский театры, не говоря уж о Большом, вряд ли будут экономить на костюмах и реквизите при постановках, не говоря уж о том, что эти лохмотья стоят вовсе не меньше правильных исторических костюмов, а то и больше. О чем широкая российская общественность узнала недавно на примере того же режиссера Серебренникова (да и сам я убедился, побывав на одном из его спектаклей этой же зимой).

И все же, несмотря на всевозможные недоумения, спектакль нам понравился — пели отлично (в венской опере, наверное, плохо не поют?), и даже играли тоже хорошо, что не всегда совпадает с хорошим пением. Особенно хорошо и пела и играла главная героиня — Нарина, американская актриса Андреа Каролл. Хорошая игра актеров тоже очень важна для адекватного восприятия оперы, ведь к 20-му веку эта драматическая составляющая оперы тоже выродилась до стоящих, как вкопанные "поющих бетономешалок", едва снисходящих до того, чтобы слегка взмахнуть ручкой для обозначения "игры актера" в сторону партнеров по спектаклю. Опера - синтетическое искусство и хорошо воспринимается именно полным комплектом — и музыка, и пение, и драматическое представление, и еще чтоб артисты по толщине хоть примерно соответствовали своим персонажам.

5.

Что касается нарядов самих зрителей, то в венской опере, видимо, не принято жестоко наряжаться, в Большом посетители одеты более помпезно, что лишь подтверждает мою мысль — Большой вам не для слушания опер и разных балетов, а для демонстрации нарядов жен и любовниц в партере и буфете, про что поют - все равно никто не понимает. В Венской же опере мы только что панков не видели, но людей в кедах, джинсах, футболках и женщин в неуместно коротких юбках было достаточно. Мы же воспользовались случаем, нам ведь нечасто приходится, – и, как мелкобуржуазная пара, вырядились как могли. Жена – в красивое малиновое платье, а я в свой единственный костюм от какого-то правильного дизайнера, купленный в прошлом году специально для похода в Большой. Все виденные нами в театре русские были одеты прилично.

Публика в Венской опере не особенно забоится о том, чтобы выглядеть нарядно. Это на Большой.
Публика в Венской опере не особенно забоится о том, чтобы выглядеть нарядно. Это на Большой.

Заглянули мы и в буфетные. Еды там почти не было, но напитки в изобилии, мне показалось, что цены меньше, чем в Большом. Там мы с коллегой взяли по бокалу шампанского, который обошелся в 10 евро каждый. А здесь оно было по 5 евро, а вино и того меньше. То есть оперный спектакль в Вене не повод впарить зрителям плохое шампанское по дорогой цене. Но стоять не стали — очереди были большими во всех буфетах, использовали это время для фотографирования (это тоже часть туристической работы) и фланирования по театру.

И, наконец, довершило наши яркие впечатления от посещения Венского оперного театра то, что мы увидели на выходе из оперы

На противоположной, но близкой к театру стороне улицы горела большая зеленая немецкая надпись APOTHEK, которая вдруг сменилась на такую же большую и зеленую только по-русски АПТЕКА. Что, согласитесь, не могло не удивить, тем более, что до той поры мы не встречали в Вене ни одной вывески на русском языке навроде "Вина, водка", как в Праге, что было бы, пожалуй, логичней. Ну, или что там сейчас пользуется повышенным спросом у русских? "Золото и бриллианты", например. А тут какая-то аптека. Неужели таблетки? Может быть, какие-то редкие, которые исчезли в России в результате санкций, и ими все, выйдя из оперы, заправляются. Ни на какие другие языки вывеска больше не переключалась.

- Русские плохо переносят оперное искусство, у них сразу начинается понос, – съязвила жена, первоначально уязвленная, видимо, тем, что в опере мы не видели изобилия итальянцев, только одну пару определили по речи.

- Почему именно понос? – обиделся я.

- Ну, головную боль еще можно терпеть до дома/отеля, а с поносом далеко не ускачешь. Вот поэтому и вывеска по-русски. Китайцы, наверное, более устойчивые, видишь — по-китайски нет. Вообще, оперу можем воспринимать без таблеток только мы, итальянцы, остальным нужны медикаменты, – жена нагло улыбалась мне прямо в лицо.

- Нет, все наоборот, русские переносят оперу очень хорошо, я бы даже сказал — слишком хорошо. Вот знаешь, был такой писатель Стендаль, он любил куролесить по вашей Италии и вот однажды, выходя из знаменитой церкви Санта Кроче во Флоренции, он вдруг без чувств упал на ступени церкви — так к нему прихлынули чувств и эмоции по поводу увиденного там, что он потерял сознание — нанюхался шедевров, можно сказать. И вот это явление оказалось не единичным и впоследствии такую потерю чувств и сознания в результате сильных переживаний искусства стали называть "синдромом Стендаля", говорят, есть даже в психиатрических справочниках, во всяком случае, зарубежных. Так вот, говорят также, что эта психиатрическая зараза продолжается и теперь, и особенно, конечно, распространена во Флоренции на родине синдрома, так сказать, – может, там еще и воздух в этом участвует тосканский. А может быть, в других местах этот синдром не могут хорошо диагностировать. Так вот во Флоренции из многочисленных галерей, церквей и музеев, якобы, к вечеру просто выгребают целые штабеля попадавших в обморок от встречи с прекрасным туристов, и туристы эти почти исключительно русские, другие нации редко попадаются, в том числе и итальянцы – из -за своей природной грубости и нечуткости к искусствам. Кстати, в описании болезни отмечено, что этот редкий синдром подстерегает только натуры тонкие, склонные к возвышенным переживаниям и, как правило, обладающие весьма высоким уровнем образования. Именно поэтому так редко встречаются кто-то кроме русских, – сказал я. – Говорят, при другой знаменитой флорентийской церкви Санта Мария Новелла организовали даже целый психиатрический госпиталь для русских с синдромом Стендаля, собранных по закоулкам художественны галерей, чего там какая-то аптека. Хорошо, конечно, что здесь хоть до аптеки додумались. Так что скорей всего в этой аптеке русским бесплатно выдают нашатырь для возвращения им потерянных чувств. Надо будет проверить.

На это, конечно, моей жене возразить было нечего. Пришлось признать жестокую нелицеприятную правду искусства, иначе чем же еще объяснить наличие русской аптеки напротив оперы в Вене.

В тот вечер мы успели еще дойти до отеля, переодеться в более удобные одежды и сменить обувь (как всегда стерли ноги нарядной обувью) и посидеть на набережной Дуная, уже в темноте, вместе с многочисленным народцем довольно бомжеватого вида. Вообще вид набережной Дуная в Вене напоминает какие-то мегаполисные ужасы американских городов, как их показывают в фильмах — грязный бетон, разрисованный неряшливого вида графити, хороший антураж для наркоторговцев и проституток. Так что день завершился на приятном контрасте — опера и подворотня, ну то есть набережная.

13.10.2018


12.07.21 Поездка в Коломну 31.12.20 Рывок на Пендык 04.07.20 Немецкий поход и как в нем выжить без пива и компаса 27.03.20 Ирландские очерки, заключительная часть. Скалы Мохер – декорации к Гарри Поттеру 10.02.20 Ирландские очерки. Великий картофельный голод и крепость короля Джона 30.12.19 Любовница Рафаэля 19.12.19 Ирландские очерки. Ирландский язык, полиглот Мэрфи и во что одеты дублинские женщины 05.12.19 Декан Свифт и дублинские пьяницы 25.11.19 Ирландские очерки. Архитектура, музыка и запах старых библиотек 17.11.19 Ирландские очерки. Путем Блума через пабы 11.11.19 Ирландские очерки. Литература, Гиннес и всепобеждающая хореография 22.08.19 Бык Маллиган, башня Мартелло и стрельба из пистолета в замкнутом помещении 26.12.18 Венские очерки. "Чувство Вены" 11.12.18 Венские очерки. Гламурная икона XIX века и трудоголик Франц 05.12.18 Венские очерки. Штрудель, Захер, Гофмансталь 15.10.18 Венские очерки. Самое русское из искусств 21.11.17 Пражские очерки 14.11.17 Пражские очерки 08.11.17 Пражские очерки 03.11.17 Пражские очерки